Главная роль

Марцелл оторвал взгляд от язычка пламени. Максим жестом попросил таблички для письма. Получив, нацарапал: «Palatinus monc» — «Палатинский холм». (Названия семи холмов затвердил во время первого же урока.) Показал на себя, пальцами изобразил идущего человека. Не сомневался, сенатор поймет: чужеземец побывал на Палатине, у императора. Для точности написал «Cacsar». Сенатор откинулся на спинку стула. Молча ждал, не торопил. Максим подумал и нарисовал глаза. Произнес:

— Цезарь Домициан.

Острым концом палочки подчеркнул рисунок и указал на сенатора. Хотел сказать, что цезарь приказал наблюдать за сенатором. Марцелл не изменил позы. Если и понял, не собирался этого показывать. Не хватало только попасть под закон об оскорблении величества. Максим понимал его опасения. Сказал:

— Гефест.

Снова обозначил палочкой: рисунок, сенатора, затем и себя. Догадается Марцелл, что вольноотпущенник послан следить за ними обоими?

Сенатор чуть прищурился, но ничего не ответил. «Что я могу еще сообщить? — размышлял Максим. — Что император боится заговора? Считает Марцелла главой заговорщиков? Как это объяснить? Начать рисовать ножи вокруг имени Домициана? Марцелл вообразит: приказываю к убийству. Точно, сочтет провокатором».

— Сервия! — окликнул сенатор, не поворачивая головы.

В комнату вошла сестра Марцелла. Вероятно, с самого начала подсматривала у занавесей. «Ясно, тревожится за брата».

Сервия подошла, обняла Марцелла за шею. Приникла щекой к щеке. Максим изучал два удивительно похожих лица: резкое, суровое и тонкое, нежное. Нашел, что их роднит истинная римская твердость.

Сделал последнюю попытку. Показал на себя, на сенатора и прижал палец к губам. Призыв к осторожности имел и второй смысл. Максим хотел уверить: он не доносчик.

Сенатор взял из его рук дощечку и, стирая рисунки, старательно разровнял воск.

* * *

Бестиарий с гордостью показал Максиму крохотную клетушку: мол, телохранителю сенатора отведена отдельная комната над покоями хозяина. Теперь бестиарию предстояло делить ее с Максимом. Актер понимал: его положение в доме сенатора неопределенно. Выше слуг, ниже господ. Гость — не гость, но кров и пищу получит. Максим вспомнил, что возле влиятельных людей в Риме увивались горожане, искавшие покровителей. Раздающий милости именовался патроном, получающий — клиентом[20]. Клиенты, в свою очередь, обязаны были оказывать патронам всяческую поддержку.

Что ж, можно сказать, он оказался в роли клиента. Максим почувствовал себя уязвленным. Предпочитал помогать сам, нежели просить о помощи. «Придет время — верну долг с процентами».

Бестиарий ворочался на своем тюфяке. Вероятно, беспокоился, как бы Кастор не скрылся вторично. Максим невольно улыбнулся. Лучшего стража сенатор не мог найти. И не пожалуешься на недоверие. Сам уверял сенатора, мол, с бестиарием друзья не разлей вода, куда один, туда и другой.

Бестиарий пристроил свой тюфяк поперек выхода и вздохнул с облегчением. Вскоре послышался громовой храп. Максим заснул не сразу. Перебрал в памяти все, случившееся за день. Шел всего-то третий день его пребывания в Древнем Риме. «За трое суток успел столько наворотить!»

Засыпая, Максим вспомнил, как тревожно смотрела на него Сервия. «Сенатор, может, мне поверил. Но не она».

…Проснувшись, он первым делом вспомнил о Гефесте. Удалось ли Титу Вибию задержать вольноотпущенника? Или тот давно на Палатине, рассказывает императору новости?

Максим еще раз обдумал свои выводы. Домициан в гневе объявил прорицателя лжецом, заодно выгнал и чересчур доверчивого вольноотпущенника. А выгнав, засомневался. Что, если прорицатель говорил правду и заговор все-таки существует? Прорицатель хотел спасти императора, но при этом не желал выдавать заговорщиков. Почему? Возможно, был связан дружескими узами с кем-нибудь из участников заговора. В таком случае обнаружить злоумышленников не трудно, стоит только проследить, с кем из влиятельных особ близок прорицатель. Судя по тому, как выгораживал Марцелла (ясно же, и на долговязого инвалида указал только затем, чтобы отвлечь внимание от Марцелла), следует проследить именно за этим человеком. Только так, чтобы не встревожить сенатора прежде времени. Самый простой способ — подослать учителя латыни. Этот растяпа ничего не подозревает, значит, не выдаст своего повелителя даже невольно.

Что подумает император, если Гефест не возвратится на Палатин? Станет искать пропавшего? Вряд ли, вольноотпущенник слишком мелкая фигура. Отправит проследить за сенатором Марцеллом кого-нибудь другого? Тоже нет. Максим почти не сомневался, что правильно угадывает мысли цезаря: если Марцелл причастен к исчезновению Гефеста, значит, что-то заподозрил. Встревожить его еще больше? А вдруг Марцелл нападет первым? Казнить сенатора немедленно? Нет улик. Нужно время, чтобы составить хоть какое-нибудь обвинение.