Главная роль

Из ворот показался отряд преторианцев. Застучали по мостовой подбитые гвоздями солдатские сапоги. Преторианцы шагали стремительно, но это не был обычный горделивый марш. Воины не смотрели по сторонам, лица их оставались угрюмы. Впрочем, столь же мрачно держались и зрители. Небывалая казнь ужасала. Да еще тревожили слухи, будто весталку казнили без вины. Что, если оскорбленная Веста обратит свой гнев против всех римлян?

Следом за преторианцами шагали жрецы-понтифики, в белых одеяниях до пят. Затем — ликторы; в пучки розог, которые они держали на плечах, были воткнуты топорики.

Позади четверо носильщиков несли паланкин. Нет, не паланкин. Максим не знал, сам застонал или услышал стон Марцелла. Четверо рабов держали простые открытые носилки, на какие кладут умерших. Тело, покоившееся на них, вряд ли можно было считать живым. Весталку с головой завернули в белые покрывала, как запеленывают мертвых перед положением в могилу. Ремнями притянули к носилкам так, что она не могла пошевелиться.

«Жива?! Или кто-то „милосердный“ дал яда?!»

Толпа качнулась вперед. Пронзительно закричала Лавия — так, будто ее задавили. Молодой солдат в оцеплении вздрогнул и начал оборачиваться. И в эту минуту на него всей тяжестью обрушился бестиарий. Солдат устоял на ногах, но по инерции выскочил вперед. Врезался в носильщика. Произошло мгновенное замешательство, носильщики остановились. Прежде чем оцепление сомкнулось, Максим вытолкнул на дорогу Сервию. Она запнулась за что-то и упала на четвереньки. Максим услышал, как звонко шлепнули ладони о мостовую. Сервия вскинула голову, губы ее оказались на уровне носилок. Один из солдат замахнулся. «Ударит — убью!» Максим рванулся к Сервии. Путь заступил другой солдат, сдвинуть его с места было все равно, что сдвинуть скалу. Весталка пошевелилась на носилках. Пыталась приподняться, ремни не пускали. Максим ужаснулся. «Марцелл не выдержит. Рванется вперед. Все погубит». Солдат рывком поднял Сервию на ноги и толкнул назад, в толпу. Бестиарий подхватил ее. Новобранец, совершенно багровый, занял прежнее место в цепочке, порядок восстановили, процессия тронулась в путь.

Максим хотел немедленно выбраться из толпы, но это оказалось не так просто. Они были зажаты между оцеплением и плотными рядами зрителей. Только когда мрачная процессия скрылась и зеваки перестали напирать, удалось вырваться. Максим пересчитал спутников. Все были на месте, и все тяжело дышали.

— Сказала, — Сервия прижала ладонь к груди, стараясь успокоиться. — Сказала ей: «Жди».

Максим посмотрел на Марцелла. У сенатора было такое лицо, что актер подумал: «Скоро перестану узнавать».

Махнул рукой:

— Надо идти.

Теперь они двигались в общем потоке. Казалось, полюбоваться казнью собрался весь Рим. «Полюбоваться казнью? А может, проводить весталку?» Максим оглядывал попутчиков. Здесь были люди всех возрастов и сословий. Всадники[26] и сенаторы в одеждах с пурпурными полосами. Обитатели беднейших кварталов за Тибром и трущоб на Авентине — в грубых туниках и войлочных колпаках. Все были хмуры, все шли пешком. Многие, в знак траура, набросили на головы края плащей. Максим озирался со злостью. «Столько людей, и не решаются отбить весталку! Ведь почти никто не верит обвинению!»

Впрочем, он знал: с каждым днем число тех, кто считает Корнелию виновной, начнет расти. Ибо слуги Домициана станут все усерднее повторять клевету. А весталка уже никогда не сможет оправдаться.

На «Поле нечестивых» собралась такая толпа, что Максим оставил всякую надежду пробраться вперед. Да этого и не требовалось — важнее было отыскать Вибия и Гефеста. Актер медленно двинулся по полю. Остальные — за ним. Лавия присматривала за Сервией, бестиарий — за Марцеллом, ибо брат с сестрой неотрывно смотрели в одну точку: на белые фигуры жрецов, собравшихся внутри оцепления. Временами зрители полностью загораживали понтификов, временами видны были их головы или взметнувшиеся вверх руки. Ни носилок, ни весталки не удалось разглядеть ни разу.

Максим приметил на дальнем конце поля груду валунов. «Оттуда должен быть прекрасный обзор». Подойдя, он с досадой обнаружил, что место уже занято. Кто-то стоял наверху, призывно размахивая плащом. В следующее мгновение Максим узнал Гефеста. Подозвал остальных. Все поспешно вскарабкались на валуны.

Максим огляделся. Теперь он видел черный зев могилы. Рядом стояли несколько рабов. «Могильщики». Чуть поодаль держались ликторы. Отдельную группу составляли понтифики. Весталка так и лежала на носилках связанная.

Максим не мог избавиться от ощущения, что смотрит какой-то отвратительный, тяжелый фильм. Фильм, смакующий страдание и гибель людей, но не их силу и мужество. Видит картину, которая сделает зрителей слабее и трусливее.

Он перевел взгляд на солдат оцепления. И словно ледяная рука сдавила затылок: «Что, если оцепление всю ночь не снимут?!» Торопясь отвлечься от этой мысли, Максим наклонился к Гефесту, шепнул:

— Удалось?

— Нет, — так же шепотом, скосив глаза на Марцелла, ответил вольноотпущенник. — Кругом были солдаты.