Главная улица

– Я же десятки раз говорил им, чтобы они завели добавочный отдел по продаже летних мужских брюк. И что же – они позволяют такому субъекту, как Рифкин, перебить у них это дело, а потом Гарри говорит – вы знаете его манеру, он, вероятно, не хотел быть грубым, но у него такой тяжелый характер…

Рэйми предложил ей руку, чтобы помочь встать.

– Если вы ничего не имеете против, конечно. По-моему, ужасно, если дама на прогулке не может положиться на корректность своего кавалера и он все время пытается флиртовать с ней!

– Я уверена, что на вас вполне можно положиться! – отрезала она и вскочила без его помощи. Потом, широко улыбаясь, добавила:

– Скажите-ка, не находите ли вы, что Кэрол недостаточно ценит доктора Кенникота?

III

Рэй обычно советовался с Вайдой об отделке своей витрины, о выставке новой обуви, о подходящей музыке для вечеров в «Восточной звезде» и – хотя он считался в городе авторитетом в области мужского платья – о своих собственных костюмах. Она уговорила его не носить галстуков бабочкой, которые придавали ему вид великовозрастного ученика воскресной школы. Раз как-то она напустилась на него:

– Рэй, мне иногда хочется хорошенько вздуть вас. Я должна вам сказать, что вы слишком часто просите извинения! Вы всегда слишком высоко ставите других. Вы лебезите перед Кэрол Кенникот, когда она развивает свои нелепые теории о том, что все мы должны стать анархистами или что мы должны питаться финиками и орехами. И скромно слушаете и молчите, когда Гарри Хэйдок начинает с важным видом рассуждать о торговом обороте, о кредите и других вещах, в которых вы понимаете гораздо больше него. Смотрите людям в глаза! Смотрите на них в упор! Говорите басом! Вы самый умный мужчина в городе, если хотите знать. Поймите это!

Он не мог этому поверить. Хотел, чтобы она еще раз подтвердила свои слова. Он старался смотреть в упор и говорить басом. Но потом он рассказывал Вайде, что, когда он вздумал смотреть в упор на Гарри Хэйдока, тот спросил его: «Что с вами, Рэйми? Вы больны?» И все-таки после этого Гарри спросил про шерстяные носки таким тоном, который, как ясно почувствовал Рэйми, несколько отличался от его прежней снисходительности.

Рэй и Вайда сидели на приземистом желтом диванчике в гостиной пансиона. Когда Рэйми, жестикулируя, в десятый раз повторил, что не выдержит, если в ближайшие годы Гарри не сделает его компаньоном, его рука задела плечо Вайды.

– Простите! – смутился он.

– Ничего, ничего! Ах, мне, кажется, придется уйти к себе: голова разболелась! – отозвалась она.

IV

Однажды мартовским вечером по пути из кино они зашли к Дайеру выпить горячего шоколаду.

– Знаете ли вы, что в будущем году меня здесь, может быть, уже не будет? – спросила Вайда.

– То есть как не будет?

Узким ногтем она водила по стеклу круглого столика, за которым они сидели. Она стала разглядывать черные и золотые коробочки с парфюмерией в ящике под стеклом, перевела взгляд на разложенные по полкам резиновые грелки, на бледные желтые губки, на полотенца с голубой каемкой, на головные щетки с ручкой вишневого дерева. Наконец, покачав головой, как пробуждающийся после транса медиум, она с несчастным видом посмотрела на Рэйми и проговорила:

– Ради чего мне оставаться здесь? Я должна решить этот вопрос, и теперь же. В будущем году предстоит возобновление моего контракта. Я поеду учительствовать в какой-нибудь другой город. Здесь я всем надоела. Прежде чем мне это скажут другие, лучше мне уехать самой! Я решу это сегодня ночью. Я бы охотно… А впрочем, все равно! Пойдемте. Уже поздно.

Она вскочила, не обращая внимания на его вопли:

– Вайда! Подождите! Постойте! Я… потрясен! Вайда!

Он догнал ее под сиреневыми кустами перед домом Гауджерлингов и остановил, положив ей руку на плечо.

– Оставьте! Не надо! Какое это имеет значение! – воскликнула она.

Она всхлипывала, ее мягкие, морщинистые веки были мокры от слез.

– Кому нужна моя привязанность или моя помощь? Лучше мне уехать, и пусть меня забудут. Рэй, я прошу вас, не удерживайте меня, пустите меня! Я не возобновлю здесь контракта и… и… уеду со… совсем…

Его рука не отпускала ее плеча. Она склонила голову, прижалась щекой к его руке.

В июне они обвенчались.

V

Они поселились в доме Оле Йенсона.

– У нас тесновато, – говорила Вайда, – зато при доме чудный огород, и я рада, что смогу быть поближе к природе.

Сделавшись официальной Вайдой Вузерспун и, конечно, вовсе не стремясь к независимости, символизируемой сохранением имени, она все же по-прежнему была известна повсюду как Вайда Шервин.