Главная улица

– Да, в том дрянном кружке, который мы кое-как устроили, когда я работал в Миннеаполисе. У нас был один дельный человек – декоратор по специальности. Быть может, у него был несколько изнеженный вкус, но это был настоящий артист, и мы дали прекрасный спектакль. Но я… конечно, мне приходилось всегда упорно работать, я самоучка, но я думаю, что достиг бы успеха, если бы мог часто репетировать… Я хочу сказать, чем придирчивее режиссер, тем лучше для меня. Если я не подойду вам как актер, то с удовольствием буду рисовать костюмы. Я страшно люблю красивую одежду – ткани, цвета, линии.

Она знала, что он пытается удержать ее, хочет показать, что он не просто подмастерье, которому приносят гладить брюки. Он продолжал:

– Когда-нибудь, когда скоплю денег, я брошу эти дурацкие заплаты. Я хочу поехать на Восток, поработать у какого-нибудь известного портного. Научиться рисовать и сделаться первоклассным модельером. Впрочем, может быть, вы находите, что все это – пустое дело? Я вырос на ферме, а тут вдруг меня тянет возиться с шелками! Не знаю… Что вы об этом думаете? Миртл Кэсс говорит, что вы ужасно образованная.

– Да, я ужасно образованная. Скажите, ваши товарищи, верно, смеялись над вашими планами?

Она чувствовала себя семидесятилетней, бесполой и поучающей, как Вайда Шервин.

– Ну еще бы! И здесь, и в Миннеаполисе. Они говорят, что дамские костюмы – это женское дело. Но ведь я хотел, чтобы меня взяли в армию. Я пришел, но меня забраковали. А я действительно хотел! Пробовал я работать в магазине мужской одежды и быть разъездным агентом, но если я ненавижу шитье, то и к торговле у меня душа не лежит. Я все время воображаю себя в большой комнате, оклеенной серыми обоями, с гравюрами в узких золотых рамах – или, может быть, лучше белые эмалевые панели? – и с окнами на Пятую авеню. Я сижу в этой комнате и рисую роскошное, – он произнес «рас-кошное», – платье из зеленого газа на золотистом чехле… знаете – как липовый цвет, такое изящное… Что вы об этом думаете?

– Ну что ж! Стоит ли вам считаться с тем, что говорят городские бездельники или деревенские парни? Но вы не должны позволять случайному, постороннему человеку, как я, судить вас.

– Да, но… Вы для меня не совсем чужая! Миртл Кэсс… я хотел сказать – мисс Кэсс – очень часто говорила о вас. Я хотел зайти к вам… и к доктору… но все не решался. Раз вечером я проходил мимо вашего дома. Вы и ваш муж разговаривали на крылечке и казались такими дружными и счастливыми, что я боялся помешать.

Материнским тоном Кэрол сказала:

– Я нахожу весьма похвальным, что вы… что вы хотите поучиться… дикции у режиссера. Пожалуй, я могу помочь вам. Я по натуре очень рассудительная и упрямая учительница. Ведь я уже так много жила на свете.

– Ах, что вы! Неправда!

Ей не очень удавалось отвечать на его горячность снисходительно-заинтересованным тоном светской дамы, но она все-таки закончила разговор достаточно безразличной фразой:

– Благодарю вас! Итак, попробуем создать новый драматический кружок. Вот что я вам скажу: приходите сегодня к нам часам к восьми. Я приглашу мисс Маллинз, и мы потолкуем.

VI

«Он совершенно лишен чувства юмора. Еще больше, чем Уил… Но разве… Что такое „чувство юмора“? Неужели оно – как его понимают здесь – состоит в том, чтобы при встрече хлопать приятелей по спине? Во всяком случае, жаль беднягу. Как ему хотелось удержать меня, чтобы я еще поговорила с ним! Что, если бы он мог уйти от Нэта Хикса и людей, говорящих „шик и блеск“, был бы он способен к развитию?.. Интересно, пользовался ли Уитмен в молодости жаргоном бруклинских переулков?.. Нет, он не Уитмен. Он Китс, влюбленный в шелка. „Как в крапинках бессчетных, в буйстве красок той бабочки узорчатые крылья…“ Китс – здесь! Заблудший дух, поверженный на Главную улицу. А Главная улица хохочет до колик, издевается, пока дух не усомнится в самом себе и не заменит крылья корректным одеянием из магазина готового платья. Гофер-Прери с его прославленными одиннадцатью милями бетонных тротуаров… Сколько среди этих тротуарных плит плит могильных, под которыми покоятся Джоны Китсы?»

VII

Кенникот был любезен с Ферн Маллинз, поддразнивал ее, говоря, что с хорошенькой учительницей готов удрать на край света, и обещал, если школьный совет будет против ее танцев, «объяснить этим тупым головам, как им повезло, что попалась такая девица с изюминкой…».

Но с Эриком Вальборгом он не был любезен. Он едва пожал ему руку и процедил: «А, это вы…»

Нэт Хикс был принят в обществе. Он жил здесь уже много лет и имел свою мастерскую. Но этот субъект просто работал у Нэта, а демократические принципы города не должно применять без всякого разбора.

Кенникот участвовал в совещании по поводу драматического кружка, но он сидел в стороне, прикрывал рукой зевки, посматривал на лодыжки Ферн и снисходительно улыбался забавляющимся детям.