Она неторопливо, с напускным безразличием прошла к дивану и опустилась на его краешек на противоположном от Бориса конце.
— А ты так тоже можешь? — она помахала кистями, расставив руки в стороны.
— Нет, — усмехнулся Борис. — Летать я не могу. Не хватит мощности излучателей.
— И ты, конечно, можешь объяснить, как все это работает?
— Если только в общих чертах. Гравитация — не моя стихия. Да если честно, не имею права. Я и так уже нарушил сегодня целую кучу пунктов безопасности.
— Значит, ты действительно
— Действительно.
— И уедешь, — слово «уедешь» звучало как-то не так, но от волнения Светлана не смогла подобрать другого слова, — обратно, когда закончишь свои дела?
Непонятно было, спрашивает она или констатирует факт. Борис промолчал. Все было и так понятно.
— Но зачем тогда… — вскинулась Светлана. — Зачем ты познакомился со мной? Зачем нужен был весь этот цирк?
— Это не цирк. И я не хочу тебя терять, — четко, отделяя слова одно от другого, произнес Борис. — К тому же, поверь, когда я с тобой познакомился, я еще был Сташевским.
— Вранье, одно вранье, — Светлана как-то сникла, плечи ее опустились и она спрятала лицо в ладонях.
— Нет. У меня была заблокирована память. Это было необходимо — не буду называть причину, но это так. Я не знал, что я Фролов, что я из будущего. Я считал себя обычным жителем этого времени. А теперь… Ты не представляешь, как тяжело сознавать, что изрядный кусок твоей жизни не более, чем хорошо срежиссированный спектакль.
— Тяжело? — всхлипнув, Светлана оторвала ладони от лица. Глаза ее были полны слез, щеки стали влажными. Она вытерла щеки и глаза воротником халата и сложила руки на коленях. — Ты не знаешь, что такое тяжело. Я тебе расскажу.
Она опять всхлипнула и откинула со лба прядь волос.
— Я потеряла отца, когда мне было девять. Отец разбился на машине по дороге домой. Восьмого марта. После этого мама ненавидела этот праздник и никогда не отмечала. Для нее это был день траура, день памяти. Мама осталась одна с двумя детьми на руках и копеечной зарплатой медсестры. Мы никому были не нужны. Это тяжело, по-настоящему тяжело.
Отца я почти не помню, младший брат — тем более. Нас воспитал другой человек — мать вышла замуж второй раз. Ничего плохого сказать о нем не могу — он действительно был добрый и хороший, любил нас с братом, как своих родных. Я его тоже любила, как родного отца. От него мама родила девочку. Он умер от сердечного приступа через десять лет как они поженились. Я уже училась в университете, брат только-только заканчивал школу. Мама опять осталась одна с двумя детьми на шее. Я выбивалась из сил, учась и работая, чтобы помочь маме поднять брата и сестру. Это тяжело.
Я думала, у меня все будет хорошо: нормальная семья, муж, ребенок… Из всего сбылось только третье. Муж оказался бабником и подлецом. Мы чуть не остались по его милости без квартиры, на улице. Ему было наплевать не только на меня, но и на собственную дочь. Это тяжело, но все, слава богу, обошлось.
И тут появляешься ты, такой весь правильный, обходительный, красивый, спасаешь Юльку, пудришь и ей, и мне мозги, а потом говоришь, будто ты какой-то агент из будущего и собираешься смыться. И это тяжело. А у тебя — что у тебя тяжелого, скажи?
— Я хорошо понимаю тебя. Стараюсь понять. Но и ты меня пойми! — Борис ткнул себя пальцами в грудь. — Я жил обычной жизнью маленького человека, я ничего не знал ни о тебе, ни о себе настоящем. Случайное знакомство с тобой…
— Случайное ли?.. — прищурилась Светлана.
— Ты хочешь сказать, будто я сделал так, чтобы Юлька провалилась, а потом спас ее и втерся к тебе в доверие?
— Я этого не говорила. Но ты продолжай, я внимательно слушаю, — она опять тихонько всхлипнула и провела пальцем по влажным ресницам.
— Я был счастлив, что встретил тебя, думал, жизнь налаживается. И тут мне возвращают память. И я начинаю понимать, как меня крупно подставили.
— Сколько патетики!
— Не ерничай, прошу тебя. Нас действительно подставили. Меня и тебя. Мы с тобой как куклы. Знаешь, трехмерные персонажи, двигающиеся по заданной программе? Очень похоже. Нас свели, пока я был в беспамятстве…
— Постой, я не совсем поняла, — Светлана, казалось, была ошарашена. — При чем здесь вообще я?
— А вот теперь мы подошли к главному, — Борис нервно пригладил пальцами волосы на затылке. — Ты — центральная фигура, вокруг которой уже много лет вращается множество народу.
— Я ничего не понимаю. Какая фигура?
— Центральная, — повторил Борис. — Эдакий пуп вселенной. И даже не в переносном смысле, а в прямом.
Светлана этим заявлением, похоже, была сражена наповал. Она ничего не могла ответить, и только непонимающе хлопала длинными ресницами.
— Всему виной твоя теория, — пояснил Борис.
— Теория?
— Именно. Благодаря ей через два дня — только вдумайся! — всего через два дня должна наступить новая эпоха.
— Это шутка?