Главный герой. Сборник рассказов

Замок в железной двери бойлерной несколько минут мужественно защищал вверенное ему помещение — скрежетал, заедал, перекашивал ключ. Внутри, включив фонарик мобильного, Тихон облегчённо выдохнул: шаря в темноте, он чуть было не влез в скрутки оголённых проводов. Рубильник поддался только со второй попытки. На площадке между хитро переплетёнными трубами стоял мольберт с картиной, освещённые четырьмя тусклыми лампочками. Тихон толком не разобрал изображения на квадрате примерно полметра на полметра. «Ничего другого я и не ждал, — досадливо улыбнулся он, — но, похоже, премьеру такое нравится». Постепенно глаза привыкли к свету. Тихон посмотрел направо и отшатнулся. Прислонённая к толстым отопительным трубам, прикрытым несколькими слоями чистого полиэтилена, стояла украденная картина Гирии: «Витовт отменяет отступление при Танненберге». На фоне несущейся навстречу тяжёлой тевтонской конницы маленький монгол со странным топором в руке жалобно смотрел прямо в глаза Тихону: «Сяс я умирать, но ты не поверь! Самое дело, мы побеждать!» Тихон поёжился и принялся осматривать помещение. Отмытый кафельный пол, стёртая пыль, и ни других картин, ни эскизов, ни даже красок. Часы мобильника показали без четверти семь. Тихон завернул маленькую картину в полиэтилен, с опаской дёрнул рубильник и, стараясь не греметь, запер входную дверь.

***

Очередь у галереи затихла, помрачнела, но не уменьшилась. Хлюппе радушно встретил Тихона и провёл его в кабинет. Бытовые мелочи наперебой рассказывали о хозяине. И что он целыми днями торчит в галерее, и что любит фруктовые чаи и яркие галстуки, и что принят высокими кругами. Но мебель из красного дерева и позолоченные светильники не создавали домашней атмосферы. Музей и музей: дорого, но неуютно.

— А зачем закрываться? — глаза старика задорно светились. — Это же деньги! Пусть идут хоть всю ночь!

Хлюппе пригласил Тихона присесть на широкий кожаный диван, а сам плеснул в два сниффера коньяка из причудливого штофа. Тихон поставил картину у спинки дивана, уселся на прохладные потёртые подушки и взял бокал.

— Отто Ромуальдович!

Хлюппе зашёл уже за массивный письменный стол, украшенный по сторонам резьбой, но вернулся и сел на край дивана.

— Да, Тихон Андреевич!

— Устройте мне встречу с премьером, — Тихон повращал бокал и сунул в него нос.

— Едва ли это возможно. Вы же сами говорили, близится война. Премьер почти никого не принимает. Насколько мне известно, разумеется. — Хлюппе нерешительно поднялся и переместился за стол.

— Я знаю, где ваша картина. Которую спёрли. Условие: меня к премьеру — картину в галерею. Просто, правда?

— Но мне нужен автор…

— И его найду, — Тихон залпом осушил бокал.

— А вы не боитесь…

— Не боюсь. Сами бойтесь. Премьер так и так узнает, что и когда, и, главное, кто.

Хлюппе всед за Тихоном допил коньяк и придвинул телефон.

— Но он не примет, что делать, всё равно, — бубнил он, нажимая кнопки.

Тихон кивнул и сделал жест: «Пробуем!»

— Да-да, господин Тутт, — Хлюппе привстал, — да-да, я. Вот как раз он спрашивает, не могли бы вы его принять по этому делу.

Тихон округлил глаза и вперился в старика. Тот пожал плечами и отвёл в торону свободную руку.

— А, понял, ждём. До свидания, господин Тутт! — Прежде, чем сесть, Хлюппе постоял немного с гудящей трубкой. — Нет, а что мне было ему сказать?!

— Хорошо-хорошо, Отто Ромуальдович! Пусть так. И что в итоге?

— За вами придёт машина, — Хлюппе вытер лоб салфеткой.

— Ого! Тогда ещё по коньячку, — Тихон потёр ладони и откинулся на спинку дивана.

***

Автомобиль из правительственного гаража с виду можно и не отличить от серийного, но хлопнешь дверью и понимаешь, что войти трудно, а выйдешь, только если выпустят. Кроме водителя, Тихона в машине встретил полковник с поросячьим лицом — какой-то гвардейский чин. К нему непроизвольно приклеилось прозвище: «свин». Такого натиска дружелюбия Тихон не ожидал. Свин, сидя рядом с водителем, то и дело оборачивался — выспрашивал всякие пустяки и сыпал анекдотами. Мясистые щёки поднимались, прикрывая маленькие глазки, а сквозь широкие щели между зубами вырывалось шипение. Видимо, смех. Тихон в ответ мычал и криво улыбался. Знал он таких «приятелей по бане»: сначала зацелуют, выведают всё о тебе, а после… «Этот и к стенке может», — Тихон брезгливо спрятал руки в рукава куртки.

— Как там у тебя, эт самое, в галерее дела? — простодушно поинтересовался свин.

Тихон дёрнул плечом и посмотрел в окно.

— Понимаю! Понимаю, — свин заговорщицки подмигнул. — Я тут забегал, эт самое, в обед. Ромуальдович провёл, эт самое, через зад, — свин прыснул. — Глянул на картинку эту.

— И как впечатление?