Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

С некоторых пор слово «обыватель» часто употреблял Михаил Иванович. И тогда, когда, измученный болезнью, задыхался, не будучи в состоянии что-либо делать, даже читать, он именовал себя обывателем. И тогда, когда на кого-либо сердился, он бранил его обывателем. И тогда, когда шутил, заявляя, что в их семье может родиться сын, дочь или обыватель.

Писал ли Васильев о библиотеке («очень много книг пропало — обыватели «зачитали»), о магазинах и покупателях («в карманах у обывателей царит унылая пустота»), о благотворительном спектакле («многие из обывателей предпочли посмотреть спектакль на генеральной репетиции… бесплатно»), он всегда выражал свое презрение к равнодушным, душой ожиревшим с их воинствующим бескультурьем.

Статьи о бедняках, как правило, в газету не попадали. Но однажды, получив очередную почту, он торжествующе воскликнул:

— Ну наконец-то! Я и не предполагал, что все дело в терминологии. Нужно, оказывается, бедняков именовать не пролетариями, а, предположим, мелкими ловцами рыбы. Вот тогда — пожалуйста, никакой политики!

«Грозному бедствию, сделавшемуся, кажется, нашей национальной особенностью, «истинно русскому» недороду, в наших краях соответствует не менее страшный но своим последствиям «недолов…» Собственно говоря, малый улов рыбы не имел бы слишком грозных последствий для ловцов, если бы они были более независимы от разных двуногих хищников…»

(В этом месте, неожиданно для Васильева, редакция сделала «спасительную» сноску: «И если бы не строили свое хозяйственное благополучие исключительно на лове рыбы…» Вот, оказывается, как спасаются от гнева сильных мира сего редакторы «Астраханского листка».)

«…Двуногих хищников — крупных предпринимателей, собственников промыслов, скупщиков и ростовщиков… Но в том-то и беда, что

Если ты имеешь много,

Так тебе еще дадут,

Если мало, то и это

Очень малое возьмут!»

Васильев удовлетворенно улыбнулся: это уже кое-что, если напечатали такое четверостишие.

Но его интересовало, как отнеслись в редакции к другой части его статьи, поняли ли ее суть, ее главную направленность.

«Имеющие много не перестают и при плохом улове увеличивать свои богатства, а имеющие мало теряют последнее достояние.

Старая, непрекращающаяся история! Местные хищники многоразличными путями эксплуатируют и обирают мелких ловцов…

Ясное дело, что для мелких ловцов необходимы прежде всего организации…»

Появление этой статьи взбодрило Михаила Ивановича. Он даже согласился на предложение Ашота съездить на рыбалку. Недалеко от Красного Яра, там, где сливаются Бузап с Ахтубой, говорят, великолепно ловится вобла.

Именно здесь, в утлой рыбацкой бударке, передал Ашот Михаилу Ивановичу старательно заклеенный конверт.

— Это вам. Почитайте.

Стоял весенний, на редкость погожий день. Легкий ветерок теребил речную гладь.

Михаил Иванович взял конверт, распечатал его, с каким-то особым уважением посмотрел на Ашота и прочитал:

«Наша типография, частная разумеется, нуждается в грамотных сотрудниках. Не соблаговолите ли, милостивый государь, сообщить нам о степени своей занятости по адресу: Астрахань, типография Апресяна»

Эта записка удивила бы Васильева, если б не подпись — Степан Шаумян…

— Он в Астрахани? — спросил Михаил Иванович.

— Да, его сослали сюда.

«Министерство внутренних дел. Департамент полиции. По особому отделу.

Начальнику Астраханского губернского жандармского управления,

В департаменте полиции получены сведения о том, что для партийных сношений в распоряжении членов организации социал-демократической рабочей партии имеется нижеследующий адрес:

«Астрахань, типография Апресяна, Степану Шаумяну».

Сообщая об изложенном, департамент полиции просит Ваше высокоблагородие выяснить возможно осторожно партийное значение указанного адреса и лица, проживающего по нему, и о последующем уведомить…»

Кобельков обиделся, когда узнал, что Южин с Ашотом были на рыбалке. Утешился он только тем, что без него так ничего и не поймали.

Алексей Иванович оказался отменным финансистом. Выручку от спектаклей он сдал Васильеву копейка в копейку, сам же принял участие в ее распределении. Он настаивал на том, чтобы о благотворительном спектакле кто-нибудь — Ашот или Михаил Иванович — написал в «Астраханский листок».

— Вы же не хуже этого N напишете, — сказал Кобельков, глядя на Южина.

— Действительно, неважно пишет N. А почему бы вам не взяться за это дело? Или вы и есть тот самый N?

И Южин угрожающе помахал Кобелькову пальцем.

Васильев давно уже собирался в Астрахань: ему необходимо было встретиться с Наримановым. А сейчас, после того как Ашот передал эту записку, Васильев твердо решил осуществить нелегкую для себя поездку. Нелегкую не потому, что далеко, а потому, что по-прежнему чувствовал себя скверно и к тому же не решался оставить Марию одну.