Главный врач

— Это лучше было сделать раньше, — сказал он, — а теперь…

— Что теперь?

— Всегда трудно ответить на вопрос, почему ты не вернулся раньше, в сорок пятом, что делал эти два года в Германии. У нас дома очень строго спрашивают.

— Я согласна на все, Матиас.

— Даже на Сибирь?

— Сибирь — тоже Родина. Понимаешь, там везде Родина.

— Да, конечно, — грустно сказал он.

Аня вздрогнула. У нее холодок пошел меж лопаток. «Да, конечно», «Да, конечно», «Да, конечно»… Ведь точно так произносил эти слова Алексей…

Через несколько дней она получила визу. Накануне отъезда выкупала сына и, вытирая его мохнатым полотенцем, тормошила во все стороны.

— Маленький ты мой! Крепенький ты мой! Завтра мы уедем отсюда. Уедем.

— А почему?

— А потому, что это на родину, потому, что это хорошо, очень хорошо, маленький ты мой!

Перед нею маленький человек, круглолицый, крепкогрудый, с упругой кожей. У него белые зубы и шелковистые волосы. Это — ее сын, ее Алешка. Он уже совсем большой, он бегает по комнате, строит из кубиков сказочные дворцы и замки. Он без конца спрашивает обо всем. Это — ее сын, маленькое чудо, живое чудо — ее чудо.

Аня никак не могла понять, откуда идет эта радость. А между тем, это была обыкновенная радость выздоровления. Ее не с чем сравнить, потому что нет у человека большей радости, чем радость жизни.

Янсен тщательно подготовлял документы для Ани: о пребывании ее в лагерях военнопленных, из больницы лагеря для перемещенных лиц, из клиники Мюльдера и еще несколько свидетельств, заверенных нотариальной печатью.

— Напрасно ты все это, Матиас, — говорила Аня. — Ну, кому придет в голову обвинять меня в дезертирстве? Ведь все это случилось уже в конце войны, когда победа была предрешена… Ну, кому придет в голову такая нелепость?

— Эти документы тебе не повредят. Они объясняют, почему ты так долго оставалась в Германии. Отвечать на такие вопросы тебе придется…

— Матиас, а ты?.. Ведь ты не виновен. Не виновен! — в который раз повторяла она. — Ты был ранен, вот шрам на голове.

— Пустяковый шрам. И потом, кто поверит мне, что это ранение было получено действительно в ту минуту, а не когда-нибудь раньше или позже?

— Ты же сможешь объяснить, доказать, уверить.

— А я вовсе не должен доказывать. По юридическому праву судьи обязаны доказать, что я виновен.

— Но ведь этого никто не сможет доказать: нельзя доказать того, чего не было.

— Я помню, как меня судили в сорок третьем.

— Но тогда была война, Матиас. Во время войны бдительность всегда чрезмерно повышена…

— Закон не должен нарушаться никогда, ни при каких условиях.

— Я уверена — то, что произошло с тобой в сорок третьем, чистая случайность. А ты сделал из этого обобщение.

— Я не могу себя пересилить. Я уже говорил тебе: я трус. Но это когда-нибудь пройдет.

— И тогда возвращение, Матиас?

— Да, может, и возвращение!

На вокзале было шумно, как всегда перед отходом поезда.

— Время прощаться, Матиас? — тихо спросила Аня, посмотрев на часы.

— Время.

— Так до свидания, Матиас? До свидания на Родине?

— Ты будешь меня ждать?

— Я буду рада твоему возвращению, Матиас.

— Мне очень больно расставаться с тобой… Ты мне веришь?

— Верю, Матиас!

Она знала, что он рядом, тут, совсем близко, но из-за слез ничего не видела. Она смахнула пальцем слезу и снова увидела его. Он стоял опустив руки.

Алешка, как только тронулся поезд, крепко заснул. Аня прикрыла его своим жакетом, пристроилась у окна. На душе было пусто и тоскливо. Куда же девалась радость, которая совсем недавно, еще этой ночью, просто захлестывала ее? Ведь она едет домой, на родину. Она столько времени ждала этого дня, этой минуты! Почему же так быстро отхлынула радость?..

Янсен. Матиас Янсен…

Что он сейчас делает? Ходит, верно, по комнате и курит, курит. А может быть, собирается в дорогу, не торопясь осматривает каждую вещь и, хоть на ней нет ни пылинки, проходится щеткой и укладывает в чемодан. Что он будет делать в чужой, далекой Канаде? Ждать? Чего ждать?

Поезд остановился. Проводник объявил название станции и продолжительность стоянки… Аня торопливо стала собираться, разбудила Алешку и принялась одевать его.

— Приехали уже, мам?

— Приехали, сынок. Давай наденем пальтишко. Вот так, умница!

Удивленный проводник помог ей вынести чемоданы. В кассе сказали, что обратный поезд будет через час. Она купила билет и стала ждать.

Когда Аня вошла в комнату, там было сине от дыма.

— Я так себе и представляла тебя, окутанного дымом, — сказала она.

— Что случилось? — испуганно спросил Матиас. — Что случилось? Почему ты здесь?

— Я не могу оставить тебя одного, — сказала Аня.

— Но ведь ты знаешь…

— Я не хочу, чтобы ты ехал в Канаду, — сказала она и заплакала.

Глава одиннадцатая

1

Прошло несколько дней. В больнице, казалось, все было спокойно. Алексей закончил обход и решил, что сейчас просмотрит статью, прежде чем отослать ее в журнал. Он вытащил из ящика рукопись, положил ее перед собой и собирался уже читать, когда прибежала Люся. Она была очень взволнована.

— Что случилось? — спросил Корепанов.

— Переведите меня из ушного, — сказала она. — Не буду я там больше работать, не могу.