Главным калибром – огонь!

Для расследования обстоятельств гибели «Страшного» и «Стерегущего» была организована специальная комиссия при штабе флота, которую возглавил контр-адмирал Молас. Комиссия пришла к выводу, что потеря двух истребителей стала следствием недооценки противника, точнее применение врагом обмана и военной хитрости. Увы, но никто из членов комиссии не рискнул напомнить командующим эскадрой и флотом об указании наместника, запрещавшего посылку истребителей на задание парами и поодиночке. Вновь назначенные командующие эскадрой и флотом позабыли о старом приказе Алексеева, и в конечном итоге это привело к трагедии.

После гибели «Страшного» и «Стерегущего» в штабе флота вспомнили о полутора десятках рапортов от офицеров-миноносников, в которых излагались различные идеи по усилению вооружения своих кораблей. Рассмотрев все поданные предложения, Макаров дал ход рапорту лейтенанта Максимова, недавно назначенного командиром «Бесшумного». После этого на порт-артурских истребителях принялись в срочном порядке заменять одну пару 47-мм «хлопушек» на две десантные пушки системы Барановского, в боекомплект которых входили и шрапнель, и чугунные гранаты. Эта вынужденная и часто критикуемая мера позволила хотя бы частично компенсировать ничтожный фугасный эффект 47-мм снарядов, остро проявившийся во время скоротечных ночных боёв с японцами.

Ночь на 27 марта выдалась тихой и спокойной, и, казалось, ничего не предвещает неприятностей. Около пяти часов утра радиотелеграфисты «Полтавы» и «Аскольда» неожиданно выловили в эфире позывной «Ретвизана», а затем приняли радиограмму за подписью Иессена. Спустя четверть часа контр-адмирал вновь вышел в эфир, сообщив, что его отряд отбивается от нескольких вражеских миноносцев, и по этой причине вынужден изменить курс.

С береговых батарей действительно наблюдали на горизонте частые вспышки орудийных залпов, а над морем слышался хорошо различимый гул артиллерийской канонады. На борт «Полтавы» примчались адмиралы Макаров, Безобразов и Молас, принялись поздравлять друг друга. Капитан 1-го ранга Грамматчиков получил приказ выйти в море для встречи отряда, возвращающегося из двухмесячного рейдерства.

Через полчаса с борта «Ретвизана» поступила третья радиограмма, сообщавшая, что русские корабли успешно отразили минные атаки японцев и теперь идут в Порт-Артур. К сожалению, пребывавшее в радостной эйфории командование флота запоздало сообразило, что новый, проложенный Иессеном курс проходит по краю своего же, русского минного поля. В результате радиотелеграфисты «Полтавы» попросту не успели передать приказ Макарова застопорить ход и ожидать прибытие лоцмана. Корпус крейсера «Боярин» соприкоснулся с «рогатой смертью» в тот самый момент, когда «Аскольд» в сопровождении двух истребителей уже почти вышел на внешний рейд.

Потеряв ход, «Боярин» тонул крайне медленно, словно не желал отправляться на дно, и в конечном итоге продержался на плаву до подхода помощи из Порт-Артура. Штаб флота отправил в район подрыва «Диану», истребители 1-го отряда, номерные миноносцы, буксир «Силач». Адмирал Макаров вышел в море на борту «Бдительного», намереваясь лично командовать спасательной операцией.

Течение увлекло дрейфовавший без хода крейсер к центру минного заграждения, и первая попытка завести буксирный конец чуть не привела к очередной трагедии: на мине едва не подорвался «Бдительный» с самим командующим флотом на борту. Лишь около одиннадцати часов дня команде «Силача» удалось взять «Боярина» на буксир и вывести того с минного поля.

По пути в гавань буксирный конец обрывался целых три раза, и каждый раз русские моряки заводили его заново. Видимо, Нептун очень не желал отпускать облюбованную им добычу, иначе сложно объяснить то, каким образом буксирный пароход миновал мину, угодившую под днище крейсера.

После второго взрыва адмиралу Макарову стало ясно, что корабль спасти не удастся: «Боярин» погружался кормой, а до входа в гавань оставалось ещё около двадцати кабельтовых. Недолго думая, командующий флотом приказал лейтенанту Балку-2-му тащить крейсер прямиком к берегу Тигрового полуострова, а лейтенанту Хмелёву – готовиться в любой момент снять с тонущего корабля остатки его экипажа.

Командиру «Силача» удалось совершить невозможное – посадить «Боярина» на грунт на глубине всего лишь пять-восемь метров, что позднее позволило демонтировать с крейсера его артиллерийское вооружение и достать из воды часть боекомплекта. К сожалению, при посадке на грунт корпус корабля получил дополнительные повреждения, и его подъём в условиях военного времени не представлялся возможным.

Подрыв крейсера на своём собственном минном поле стал образцом и апофеозом некомпетентности высшего командного состава русского флота. Более того, драматическая гибель «Боярина» имела далеко идущие последствия.

Около полудня, в разгар спасательной операции, к Порт-Артуру наведалась парочка японских двухтрубных крейсеров. Продефилировав туда-сюда в восьми десятках кабельтовых от русских кораблей, «Кассаги» и «Такасаго» тихо и мирно растворились за горизонтом.