К тому времени начался прилив, прибой тревожил поверхность заводи, а лодка нетерпеливо металась по волнам, пока мы поднимали ящик на борт и укладывали на бак, на прикрытые брезентом баллоны аквалангов.
Наконец Чабби завел моторы и направил вельбот в лагуну. Мы трепетали от возбуждения, и серебряная фляжка беспрерывно переходила из рук в руки.
– Ну, Чабби, как тебе богатая жизнь? – спросил я, а он глотнул жгучего виски, откашлялся, прищурившись, глянул на меня и усмехнулся:
– Пока без изменений, друг. Какая была, такая и осталась.
– Что сделаете со своей долей? – настаивала Шерри.
– Поздновато уже думать, мисс Шерри. Будь я лет на двадцать моложе, сообразил бы, куда ее деть. – Он снова глотнул из фляжки. – В том-то и проклятие: по молодости денег не бывает, а как старый станешь, от богатства толк невелик – слишком поздно.
– Ну а ты, Анджело? – Шерри повернулась к нему, сидевшему на ржавом казначейском сундуке. Анджело поднял лицо, обрамленное мокрыми цыганскими кудрями, и сморгнул дождинки с пушистых черных ресниц. – Ты еще молод. Что будешь делать?
– Мисс Шерри, я тут подумал, и у меня получился целый список – длиной отсюда до Сент-Мэри и обратно.
В две ходки мы перенесли голову и казначейский ящик с дождливого берега в сухую складскую пещеру.
Из-за низкого неба вечер наступил раньше времени. Чабби зажег два газовых фонаря, и все собрались вокруг сейфа, а золотая голова взирала на нас с почетного места – земляного возвышения у дальней стены.
Вооруженные ломиком и слесарной пилой, мы с Чабби набросились на ригельный замок – и в очередной раз выяснили, что внешность бывает обманчива: под ржавчиной скрывался усиленный сплавной металл. За первые полчаса мы сломали три ножовочных полотна, а когда Шерри заявила, что она в шоке от моих высказываний, я отправил ее за бутылкой «Чиваса», чтобы нам, трудягам, было чем поправить настроение. После чего мы с Чабби взяли перерыв на чай – в его шотландском эквиваленте.
С новообретенным пылом мы возобновили атаку на сейф, но лишь двадцать минут спустя Чабби сумел-таки перепилить ригель. К тому времени совсем стемнело. Снаружи монотонно шелестел дождь, но легкий трепет пальмовых листьев возвестил о западном ветре. Ночью он усилится, а к утру от грозовых туч не останется ни следа.
Одолев ригель, мы выудили из ящика с инструментами двухфунтовый молоток и стали сбивать замок с рым-болтов. C каждым ударом на землю сыпались чешуйки ржавчины, а чтобы вызволить перепиленный ригель из коррозионной хватки, ударов потребовалось несколько, притом весьма солидных.
Но даже после этого ящик не сдался. Мы простучали его под десятком всевозможных углов, я покрыл его новым слоем отборной брани, но крышка упрямо отказывалась подниматься.
Для обсуждения проблемы я объявил еще один виски-перерыв.
– Как насчет брикетика желе? – сверкнул глазами Чабби, но я неохотно отверг это предложение.
– Тут нужна сварочная горелка, – заявил Анджело.
– Блеск! – Я быстро терял терпение, поэтому иронически захлопал в ладоши. – Ближайший сварочный аппарат в полусотне миль отсюда. Хоть подумал бы, прежде чем говорить.
В итоге Шерри – ну а кто же еще? – обнаружила второй замок: потайной штифт, соединявший крышку с корпусом сейфа. Чтобы открыть его, ясное дело, требовался ключ, но ключа у меня не было, поэтому я выбрал полудюймовый пробойник, загнал его в скважину и, по счастью, сломал запорное устройство.
Чабби вновь набросился на крышку, и на сей раз она неподатливо приподнялась на проржавевших петлях. К изнанке пристало что-то зловонное и липкое, а содержимое ящика прикрывала волокнистая коричневая ткань – хлопчатобумажная, она превратилась в мокрый кирпич, и я пришел к выводу, что в качестве наполнителя пользовались дешевой туземной одеждой или рулонами тряпок.
Собирался продолжить исследования, но обнаружилось, что меня оттеснили во второй ряд и теперь я выглядываю из-за плеча Шерри Норт.
– Позволь-ка, – сказала она, – а то, не ровен час, что-нибудь сломаешь.
– Эй! – возмутился я.
– Лучше налей себе еще виски, – предложила она умиротворяющим тоном, вынимая из сейфа прослойки мокрой ткани.
Я же решил, что в ее совете имеется здравое зерно, поэтому вновь наполнил кружку, а Шерри тем временем докопалась до перевязанных бечевкой тряпичных свертков.
Веревочка рассыпалась при первом же касании, а сверток развалился у Шерри в руках. Сложив ладони лодочкой, она выскребла из ящика гнилую массу и выложила ее на расстеленный рядом кусок брезента. В остатках свертка обнаружилось множество твердых вкраплений – от маленьких, чуть больше спичечной головки, до крупных, размером со спелую виноградину, – и каждый был завернут в истлевший клочок бумаги.
Шерри взяла бугорчатый предмет, большим и указательным пальцами стерла бумажные остатки, и перед нами предстал сияющий голубой камень – крупный, квадратный, с полированной гранью.
– Сапфир? – предположила Шерри.
Я забрал у нее камень, повертел под фонарем – тусклый, без блеска – и возразил: