Глаз тигра. Не буди дьявола

– Лодку хотят подбить! – взвыл он, когда следующий снаряд зарылся в мягкий песок.

– Разберусь.

Я сдернул с его плеча рюкзак и обменял короткий АК на «ФН» – тут требовалась тонкая работа, для которой меткость Чабби совершенно не годилась.

– Сиди здесь, – велел я, а сам подскочил и метнулся вдоль изгиба бухты.

Я почти оправился от последствий взрыва. Добежав до мыса, за которым стоял на якоре патрульный катер, я залег на живот и выставил длинноствольный автомат.

Орудийный расчет все еще палил по вельботу, вздымая вокруг него то песчаные, то водяные столбы, и с моего места открывался прекрасный вид на спины и бока матросов, не защищенные бронированной пластиной пушки.

Я переключил «ФН» на одиночные выстрелы и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы нормализовать дыхание после долгой пробежки по песку.

Прижавшись лбом к мягкой прокладке над окуляром прицела, один из матросов орудовал рычагами горизонтальной и вертикальной наводки.

Я совместил мушку с целиком и сделал единственный выстрел. Пуля сшибла наводчика с сиденья и отшвырнула от казенной части орудия. Осиротевшие рычаги пришли в самопроизвольное движение, и ствол пушки лениво поднялся к небу.

Заряжающие стали изумленно озираться, и я пустил в них еще пару пуль.

Изумление вмиг сменилось паникой. Оба артиллериста бросили пост, промчались по палубе и нырнули в люк.

Я навел автомат на открытый мостик патрульного катера, трижды выстрелил в сборище матросов и офицеров и услышал радующий сердце хор испуганных возгласов, после чего мостик обезлюдел, словно по мановению волшебной палочки.

Рядом с катером дрейфовала моторная лодка с двумя матросами. Я подстегнул их тремя выстрелами, они взмыли на палубу и юркнули в рубку, а непришвартованная моторка отстала от борта патрульного катера.

Я сменил магазин, после чего аккуратно пустил по пуле в каждый иллюминатор левого борта, отчетливо слыша звон, с которым разбивалось двойное стекло.

Такой провокации капитан Дада не стерпел: на катере ожила лебедка, и сверкающая от морской воды носовая цепь с грохотом поползла вверх. Как только разлапистый якорь вырвался на поверхность, катер взбил винтами белую пену за кормой и развернулся к выходу из бухты.

Пока флагман Сулеймана Дады тащился мимо моего укрытия, я пустил в него еще несколько пуль – на всякий случай, чтобы не передумали уходить. Мостик был занавешен ветрозащитным экраном из грязной холстины. Я знал, что рулевой лежит за ним, вжавшись в палубные доски, и сделал несколько выстрелов, пытаясь угадать его местоположение.

Никакого результата не последовало, и я вновь занялся иллюминаторами, надеясь на удачный рикошет в недрах корпуса.

Патрульный катер набрал скорость и уже подпрыгивал на волнах, словно бегущая за автобусом старушка. Когда он вышел из бухты и обогнул мыс, я встал, стряхнул песок, перезарядил автомат и рысцой направился в пальмовую рощу.

К тому времени как я достиг северной оконечности острова и взобрался достаточно высоко, чтобы видеть глубоководный пролив, катер был в миле от меня и целеустремленно спешил к далекому Африканскому континенту: крошечный белый силуэт на фоне тускло-зеленых океанских вод, а поверху – яркая, до боли в глазах, небесная синь.

Я сунул автомат под мышку, уселся поудобнее и стал следить за развитием событий. Часы показывали семь минут одиннадцатого, и я задумался, не сорвало ли ящик со взрывчаткой напором от винтов.

Катер проходил через подводную полосу внешнего рифа, за которой открывалось побережье. С каждой волной кораллы размеренно выдыхали белую пену, и со стороны казалось, что под водой таится диковинное чудище.

В этом небесно-океанном безбрежии патрульный катер походил на эфемерную белую крапинку, готовую слиться со вздыбленной ветрами, искромсанной течениями поверхностью открытого моря.

Вдруг крошечное белое суденышко объял водяной смерч – подхватил, как ветер подхватывает страусиное перо, закрутил, поднял над океаном, и катер, потеряв форму, растворился в неспокойной воде.

Взрыв прозвучал без должной страсти: несколькими секундами позже ветер донес до меня лишь смягченный расстоянием отзвук, в котором не было ничего воинственного, – так, легкий шлепок по исстрадавшимся барабанным перепонкам, а за ним – дуновение ветра, поднятого ударной волной. Хотя не исключаю, что ветер мне померещился.

Когда смерч канул в небытие, в проливе было пусто: от спешившего в открытое море кораблика ничего не осталось.

Я знал, что во время прилива у берега кормятся здоровенные и уродливые тунцовые акулы. Они быстро почуют кровь и свежее мясо; и даже если кто-то пережил катастрофу, он непременно привлечет к себе внимание этих прожорливых убийц, не интересующихся ничем, кроме собственного брюха. Повезет той акуле, которая найдет капитана Даду, подумал я. Хотя… Вдруг она почует родственную душу и встретит Сулеймана с подобающими почестями? Шуточка получилась мрачная и развлекла меня лишь на мгновение, после чего я встал и отправился вниз, к пещерам.