Вместо ответа Роза вручила ей фланелевую тряпицу, отвернулась и сосредоточенно уставилась в окно, словно увидела там нечто очень любопытное. А сама внимательно прислушивалась, как у нее за спиной шуршат простыни.
– Хау! Хау! – послышалось сзади традиционное восклицание, выражающее глубочайшее восхищение, а за ним и радостное хихиканье: это нянька заметила, как шея девушки от смущения густо покраснела.
Нянька тайком принесла из бунгало опасную бритву Флинна и теперь критически наблюдала, как Роза водит ею по намыленным щекам Себастьяна. С медицинской точки зрения никакого особого повода для того, чтобы малярийный больной, выйдя из кризиса болезни, был бы немедленно выбрит, не было, но Роза придерживалась той гипотезы, что в бритом виде он будет чувствовать себя увереннее и это поспособствует скорейшему выздоровлению, и ее старая нянька радостно поддержала ее. Все эти заботы доставляли обеим огромное удовольствие; как две девчонки, играющие в куклы, они с увлечением хлопотали вокруг своего подопечного. Несмотря на все предостерегающие хмыканья, покашливания и фырканья няньки, Роза с успехом справилась с удалением густой, как мех выдры, щетины со щек Себастьяна, даже ни разу серьезно его не поранив. Если не считать незначительного пореза на подбородке и еще одного под левой ноздрей, но и тот, и другой выдал всего лишь по капельке крови, не больше.
Роза прополоскала бритву, задумчиво сощурилась, оглядывая свою работу, и тут снова ее вдруг охватило все то же странное чувство неловкости.
– Мне кажется, – смущенно пробормотала она, – было бы лучше перенести его в дом. Там ему будет удобней.
– Сейчас позову людей, – с готовностью отозвалась нянька.
Пока Себастьян выздоравливал, Флинн O’Флинн занимался делами. Недавнее общение с Германом Флейшером на реке Руфиджи серьезно потрепало его команду, поэтому, чтобы возместить потери, он насильно завербовал себе на службу всех тех носильщиков, которые доставили его с Себастьяном из родной деревни Лути домой. Он провел с ними предварительный курс обучения и к концу четвертого дня отобрал дюжину самых надежных стрелков. Оставшихся он отправил домой, несмотря на их горячие протесты: еще бы, они тоже были не прочь остаться с Флинном ради чарующего ореола славы и дождя наград, которые – они в этом не сомневались – в изобилии посыплются на их более удачливых собратьев.
Тем временем избранные приступили ко второму этапу обучения. В отдельной хижине, одной из тех, что стояли позади бунгало, Флинн хранил под замком орудия своего ремесла. То есть довольно внушительный арсенал оружия и боеприпасов.
Здесь было несколько оружейных пирамид дешевых винтовок «мартини-генри» калибра 0.450, два десятка винтовок «ли-метфорд», оставшихся еще после Англо-бурской войны, несколько меньшее количество трофейных немецких винтовок системы Маузера, отбитых во время стычек на том берегу Рувумы с отрядами аскари, а также совсем немного, по пальцам перечесть, дубликатов этих же винтовок, изготовленных вручную на фабрике Гиббса и фабрике Гринера в Лондоне. Ни на одной из этих винтовок не было номера серии. Кроме этого, тут были аккуратно уложенные на деревянных полках пакеты с патронами в оптовой упаковке, обернутые и запаянные в свинцовой фольге, в количестве вполне достаточном для проведения небольшого сражения.
Все помещение хижины пропахло великолепным, ни с чем не сравнимым запахом оружейной смазки.
Своих рекрутов Флинн вооружил «маузерами» и принялся обучать их искусству обращения с винтовкой. Он снова отсеял тех, кто не сумел продемонстрировать ему способностей к этому делу, и в результате у него осталось восемь человек, которые уже могли бы попасть в слона с расстояния в пятьдесят шагов. С этой группой он приступил к третьему, и последнему, этапу обучения.
Когда-то давно, много воды с тех пор уже утекло, Мохаммед был рекрутирован немцами в армию и служил в одном из подразделений аскари. И даже был награжден медалью за подавление восстания в Салито в 1904 году, а также повышен в звании: ему присвоили сержанта и назначили смотрителем офицерской столовой. И вот однажды в Мбею, где в это время служил Мохаммед, прислали финансового контролера, и тот обнаружил серьезную недостачу в количестве двадцати дюжин бутылок шнапса, а также усмотрел не менее серьезную прореху в кассе столовой в размере более чем тысячи рейхсмарок. За это дело кое-кому грозила виселица, и Мохаммед без долгих проволочек дезертировал из императорской армии и за несколько форсированных переходов добрался до португальской границы. Оказавшись на сопредельной территории, он познакомился с Флинном, предложил ему свои услуги и получил у него работу. Однако службы своей он не забыл и вполне авторитетно разбирался во всем, что касается германской армии, особенно в области обучения личного состава военному делу, а кроме того, неплохо владел немецким языком.