Завтрак в Лалапанци в то утро получился праздничный. Флинн воспользовался особым настроением дочери и поставил на стол бутылочку джина. Она запротестовала, конечно, но без особого энтузиазма, а после даже собственной ручкой подлила немного Себастьяну в чай – для вкуса. Они сидели на веранде, куда падали просочившиеся сквозь густые побеги вьющейся бугенвиллеи солнечные лучи. На лужайках прыгали и весело чирикали стайки скворцов, а в ветвях дикой смоковницы вовсю распевал ориэль. Вся природа словно тайно сговорилась, чтобы победный пир Себастьяна прошел с успехом, тем более что Роза с нянькой тоже вовсю постарались, благо среди припасов Германа Флейшера еще кое-что осталось.
Глаза у Флинна О’Флинна были красные, а под ними набрякли синие мешки – он всю ночь напролет при свете фонаря «летучая мышь» считал и пересчитывал содержимое немецкого сундучка с орлом на крышке. Но, несмотря на бессонную ночь, настроение у него было приподнятое, и оно поднялось еще выше после нескольких чашек изрядно приправленного джином чая. Он от чистого сердца присоединился к источаемым Розой О’Флинн славословиям и поздравлениям в адрес Себастьяна Олдсмита.
– Как только тебе удалось провернуть это непростое дельце, честное слово, Бэсси – радостно захихикал Флинн уже в самом конце завтрака. – Я бы очень даже не прочь послушать, как Флейшер объяснит это губернатору Шее. Хотелось бы поприсутствовать, когда он станет рассказывать про собранный налог, – их же обоих кондрашка хватит, чтоб я сдох!
– Раз уж ты заговорил о деньгах, папочка, – улыбаясь, обратилась к отцу Роза, – ты подсчитал, какова будет доля Себастьяна?
Словом «папочка» Роза называла отца нечасто, только в минуты особенного к нему благорасположения.
– Ну подсчитал, – неохотно признался Флинн.
У него неожиданно забегали глазки. Роза сразу насторожилась и слегка поджала губы.
– И сколько же? – спросила она таким елейным голоском, что Флинну показалось, перед ним сидит и злобно рычит раненая львица.
– О чем речь… Но зачем портить такой прекрасный день деловыми разговорами, доченька?
Под натиском Розы Флинн против воли проговорил это с усиленным ирландским акцентом, в надежде на внимание дочери. Гиблое дело. Роза сразу поняла, что папаша морочит ей голову.
– Сколько? – потребовала она четкого ответа.
И он ей ответил.
Наступило гнетущее молчание. Себастьян, несмотря на весь свой загар, побледнел и протестующе открыл рот. Рассчитывая минимум на половину, Себастьян сделал ночью Розе О’Флинн серьезное предложение, которое она с радостью приняла.
– Оставь это дело мне, Себастьян, я сама разберусь, – прошептала она, положив руку ему на колено, и повернулась к отцу. – Ты же позволишь нам взглянуть на твои расчеты, правда, папочка? – спросила она все тем же елейным голоском.
– Ну конечно, почему нет? Там все правильно и по справедливости.
Документ, предоставленный им Флинном О’Флинном, назывался так: «Временное совместное предприятие, в которое вошли Ф. О’Флинн, эсквайр, С. Олдсмит, эсквайр, а также другие. Германская Восточная Африка. Период с 15 мая 1913 года по 21 августа 1913 года». Стиль явно демонстрировал принадлежность автора к весьма нетрадиционной школе бухгалтерского дела.
Содержимое сундучка Флинн конвертировал в английские фунты стерлингов по курсу, указанному в энциклопедии за 1893 год, названной «Грушевый альманах». Флинн высоко ценил это издание и очень им дорожил.
Из валового дохода в сумме 4652 фунта, 18 шиллингов и 6 пенсов Флинн сначала удержал свою долю в пятьдесят процентов, из оставшейся суммы еще десять процентов доли остальных партнеров – португальского главы администрации и губернатора Мозамбика. Из того, что осталось, он удержал сумму потерь, понесенных во время экспедиции в дельту Руфиджи (
В результате всех произведенных операций Себастьян остался должен, хотя и не так много, чуть меньше двадцати фунтов стерлингов.