Фон Кляйн приказал провести инвентаризацию запасов еды и материальных средств и был доволен тем, что при разумной экономии они смогут продержаться еще не менее четырех месяцев. А впоследствии можно будет перейти к ловле рыбы, охоте и другим способам добывания пищи.
Он отправил Кайлера вверх по течению, чтобы тот вступил в контакт с германским комиссаром и обратился к нему с просьбой о сотрудничестве.
Четыре дня ушло на то, чтобы как следует замаскировать стоящий на якоре крейсер, оборудовать на передней палубе под солнцем мастерскую, чтобы технические специалисты могли работать с относительными удобствами. И теперь наконец они приступили к полной оценке подводных повреждений «Блюхера».
За спиной он услышал, как старшина отдает приказ подчиненным, работающим с домкратом:
– Так, давай поднимай, только не торопись, медленно.
Завелся небольшой вспомогательный двигатель, и домкрат, журча и жалобно попискивая, включился в работу. Облокотившийся о перила фон Кляйн пошевелился и снова полностью сосредоточил внимание на том, что происходит внизу, под водой.
Из воды равномерно выбрали прочный трос и трубку подачи воздуха, поверхность ее всколыхнулась, из нее показался шлем водолаза, потом водолаза вытащили целиком, и он на тросе повис в воздухе в черном резиновом, блестящем от влаги скафандре, в шлеме с тремя схваченными медными кольцами иллюминаторами, похожими на огромные глаза какого-то страшного морского чудища. Наконец водолаза подняли на борт и опустили на палубу.
К нему поспешили двое матросов, отвинтили болты на шее, сняли тяжелый шлем, под которым оказалась голова начальника службы спасательно-восстановительных работ Лохткампера. Вечно озабоченное лицо, плоское и морщинистое, как у бульдога, казалось еще более озабоченным благодаря прорезавшей нахмуренный лоб морщине. Он посмотрел на своего капитана и тихо покачал головой.
– Когда будете готовы, зайдите ко мне в каюту, – сказал фон Кляйн и отправился к себе.
– Рюмочку коньяка? – предложил фон Кляйн.
– Не откажусь, – отозвался Лохткампер.
В этой изящно обставленной каюте он явно смотрелся не на своем месте. У него были большие руки с исцарапанными пальцами, в кожу которых, казалось, навсегда въелись машинное масло и грязь, и распухшими от постоянной работы с металлом костяшками. Когда он по приглашению капитана сел в кресло, стало казаться, что коленок на его ногах больше, чем надо.
– Итак, – начал фон Кляйн.
Лохткампер стал докладывать. Он говорил минут десять, фон Кляйн внимательно слушал, стараясь продраться сквозь лабиринт технических терминов, среди которых то и дело ни к селу ни к городу проскакивала причудливая непристойная брань. В моменты особенно глубокой сосредоточенности Лохткампер прибегал к площадным идиомам своего родного Гамбурга, и фон Кляйн не мог сдержать улыбку, когда вдруг собеседник ему сообщал, что «копулятивная торпеда» совершила развратные действия над рамой ходовой части корабля, взломав его обшивку и поставив под вопрос его моральные устои. Порой описания инженера напоминали рассказы о том, что происходит в борделе во время субботней ночной драки.
– Так это возможно восстановить? – спросил наконец фон Кляйн.
– Для этого нужно вырезать всю, так ее и так, обшивку, поднять ее на палубу, еще раз перекроить, заново сварить и обработать. Но нам все равно не хватает как минимум восьмисот, так их и так, квадратных футов листовой стали, господин капитан.
– В дельте реки Руфиджи такой товар вряд ли легко достанешь, – задумчиво проговорил фон Кляйн.
– Точно так, господин капитан.
– А если я, скажем, достану для вас листовой стали… как долго протянется ремонт?
– Месяца два… возможно.
– Когда сможете начать?
– Да хоть прямо сейчас, господин капитан.
– Тогда начинайте, – сказал фон Кляйн.
Лохткампер осушил свой бокал, облизал губы и встал.
– Прекрасный коньяк, господин капитан, – поблагодарил он и вразвалочку вышел из каюты.
Задрав голову вверх, Герман Флейшер с изумленным любопытством сухопутного человека разглядывал огромный боевой корабль. Он видел зияющие пробоины в тех местах, куда попали снаряды «Ориона», черную подпалину там, где прошел яростный пожар, там и сям разбросанные дырки и трещины, испещрившие палубные надстройки, а потом взгляд его обратился к носовой части судна. Над водой висели подвесные люльки, в которых сидело по несколько матросов, освещаемых ярким голубоватым светом сварочных горелок.
– Боже мой, какой ужасный разгром! – с садистским наслаждением проговорил он.