Глаз тигра. Не буди дьявола

Капитан продолжал разглядывать аэроплан, удерживая его в круглом поле бинокля.

– Точно, португальский, – проворчал он. На коричневом фюзеляже отчетливо виднелись зеленые и красные опознавательные знаки. – Что-то такое вынюхивает…

Аэроплан, действительно, словно перепахивал небо взад и вперед, разворачиваясь и пролетая обратно над участком облета – так крестьянин пашет свой кусок земли. Фон Кляйн различал голову и плечи сидящего в передней кабине и наклонившегося вперед человека.

– Ага, сейчас мы узнаем, насколько хороша наша маскировка, – закончил он.

Выходит, враг наконец обо всем догадался. Должно быть, прошел слух про конвой со стальными листами, а возможно, насторожила и заготовка дров, подумал он, наблюдая за постепенно приближающимся к ним аэропланом. Нечего было и надеяться, рано или поздно их все равно обнаружили бы… Но вот высылки на разведку аэроплана он никак не ожидал.

И вдруг, пораженный неожиданной мыслью и предвидя грозящую им опасность, капитан охнул, бросился к носовой части, добрался до переднего фальшборта и сквозь камуфляж впился взглядом вдаль.

В полумиле, тарахтя потихоньку по самой середине протоки, оставляя за кормой широкий след, неуклюже, как беременная бегемотиха, груженный лесом катер шел прямо на крейсер. С воздуха он должен быть виден как на ладони.

– Катер! – закричал фон Кляйн. – Остановите его! Он должен срочно причалить к берегу… ему надо срочно укрыться!

Но капитан понимал, что все это уже бесполезно. Пока до них докричишься, будет поздно. В голове мелькнуло: а не приказать ли пальнуть из передних орудий и просто потопить этот проклятый катер, но он тут же отбросил эту идею: взрыв снаряда немедленно привлечет внимание противника.

Злой как черт, фон Кляйн стоял, вцепившись пальцами в ограждение капитанского мостика, и чем ближе к ним подходил катер, тем яростней была его злость и отчаянней чувство собственного бессилия.

61

Себастьян перевесился через край кабины. Ветер хлестал его по лицу, яростно хлопал краями куртки, взбил волосы в спутанную черную массу. И тут Себастьян, со свойственной ему ловкостью, умудрился уронить за борт бинокль. Прибор принадлежал Флинну Патрику О’Флинну, и Себастьян понимал, что придется за него платить. Мысль об этом несколько подпортила ему удовольствие от полета, ведь он и так уже должен был Флинну больше трехсот фунтов. Роза тоже наверняка что-нибудь ему выскажет. Однако для выполнения задачи потеря бинокля была не смертельна, аэроплан летел очень низко, и его так трясло и бросало, что смотреть невооруженным глазом было гораздо удобней.

С высоты пяти сотен футов мангровый лес казался мягким, раздутым тюфяком болезненного бледно-зеленого цвета с воронеными жилами проток и речных рукавов, сверкающих на солнце, как гелиограф. При приближении аэроплана с островов в воздух поднимались тучи встревоженных белых цапель, издали кажущихся маленькими клочками бумаги. А над ними неслышно парил орлан-крикун, и кончики его широко раскинутых крыльев были похожи на растопыренные пальцы. Вон он нырнул и, забрав в сторону, проплыл мимо так близко, что, казалось, сейчас заденет крыло аэроплана, и Себастьян увидел на его белой голове с хохолком лютые желтые глазки.

Себастьян радостно рассмеялся, но машина под ним вдруг резко качнулась, и, чтобы удержаться, он схватился за край кабины. Таким приемом пилот старался привлечь его внимание, и Себастьян пожалел, что тот не придумал другого способа это делать.

Он сердито оглянулся.

– Осторожней ты, чертов даго![48] – заорал он, стараясь перекричать свист ветра и грохот мотора.

Но да Сильва принялся яростно жестикулировать, розовые губы его так и выплясывали под черными усиками, закрытые летными очками глаза дико таращились, а правая рука энергично тыкала над крылом куда-то вниз.

Себастьян увидел его сразу, это был катер, он столь вызывающе четко выделялся на поверхности широкой протоки, что он удивился, почему не заметил его раньше, но тут же вспомнил, что все его внимание было тогда обращено на участки суши под брюхом аэроплана, это было понятное оправдание. Зато возбуждение да Сильвы мало чем может быть оправдано, подумал он. Это же не военный корабль, не крейсер, а крохотное суденышко, от кормы до носа футов всего-то двадцать пять, не больше. Он быстро пробежал взглядом по протоке до ее впадения в синеющее вдалеке открытое море. Пусто, больше ничего нет.

Себастьян посмотрел назад, на пилота, и помотал головой. Но возбуждение да Сильвы, наоборот, еще больше возросло. Он еще раз что-то дико просигналил ему рукой, но Себастьян снова ничего не понял. Чтобы не спорить, он кивнул, и в это мгновение машина провалилась под ним вниз, душа его ушла в пятки, и он снова отчаянно вцепился в борта кабины.