Немного позже, помывшись, причесавшись и снова одевшись, она щелкнула задвижкой, открыла дверь и вышла. И вдруг застыла на месте, сквозь покрасневшие и распухшие веки глядя на то, что происходит в помещении лазарета.
А в нем уже было полно народу. Врач, двое санитаров, четыре матроса и молодой лейтенант. Все они суетились вокруг носилок, с трудом протискивая их между коек. На носилках лежал человек, он был накрыт серым одеялом, но спина лейтенанта Кайлера заслоняла видимость, и Роза не могла разглядеть лица этого человека. Одеяло было испачкано кровью, на рукаве белого кителя Кайлера тоже виднелось бурое пятно крови.
Роза двинулась вдоль переборки и, вытянув шею, заглянула за фигуру Кайлера, но как раз в эту секунду над лежащим наклонился санитар, чтобы белой тряпицей вытереть ему губы. И эта тряпица закрыло лицо раненого. Сквозь материю проступило яркое пятно пенящейся крови, и при виде ее Розе вдруг стало дурно. Она торопливо отвела глаза и пошла в другой конец лазарета, к своей койке. Дошла до ширмы, задвинула ее, и тут вдруг послышался стон. Тихий, горячечный стон, но, услышав голос, Роза сразу остановилась. К горлу подкатился твердый комок, и она чуть не задохнулась. Медленно, боязливо она обернулась.
Раненого перекладывали с носилок на койку. Голова его свесилась в сторону, и под темной, пропитанной отваром древесной коры кожей Роза разглядела столь дорогое, любимое лицо мужа.
– Себастьян! – вскричала она.
Роза бросилась к нему, оттолкнула в сторону Кайлера, припала к накрытому одеялом телу, пытаясь обвить его руками.
– Себастьян! Что они с тобой сделали?!
– Себастьян… Себастьян… – шептала Роза на ухо мужу. – Себастьян! – тихо, но настойчиво произносила она родное ей имя.
Роза притронулась к его лбу губами. Он был холодный и влажный.
Себастьян лежал на спине, простыня закрывала его по пояс. Грудь обмотана бинтами, дыхание хриплое, в горле что-то булькало.
– Себастьян… Это я, я! Это я, Роза. Очнись же, Себастьян. Очнись, посмотри на меня, это же я, твоя Роза!
– Роза? – преодолевая боль, хрипло прошептал Себастьян, когда звук этого имени наконец дошел до его сознания, и свежая кровь вновь окрасила его губы.
А Роза была уже на грани отчаяния. Вот уже два часа она сидела над ним. Она оставалась с ним с той самой минуты, когда врач закончил перевязку, касалась его пальцами, звала его по имени.
– Да! Да! Это я, Роза. Очнись, Себастьян! – сказала она уже громче, у нее словно гора с плеч свалилась.
– Роза? – переспросил он, и ресницы его задрожали.
– Очнись же, ты меня слышишь?
Себастьян дышал часто и хрипло. Она ущипнула его холодную щеку, и он вздрогнул. Веки его распахнулись.
– Роза? – снова спросил он.
– Да, Себастьян. Я здесь, я рядом.
Себастьян повел глазами вокруг, отчаянно пытаясь сосредоточиться.
– Я здесь, – повторила Роза, наклонилась к нему, взяла в ладони его лицо и заглянула в глаза. – Я здесь, мой дорогой, здесь.
– Роза… – Губы его судорожно растянулись в страшное подобие улыбки.
– Себастьян, ты установил бомбу?
Дыхание его изменилось, в горле что-то сипело, он сделал над собой усилие, и губы его задрожали.
– Скажи им, – прошептал он.
– Что им сказать?
– В семь. Должны остановить.
– В семь часов?
– Не хочу… чтобы… ты…
– Взрыв будет в семь часов?
– Ты… – Но сил продолжать у него не осталось, и он закашлялся.
– В семь часов? Это так, Себастьян?
– Ты будешь… – Он закрыл глаза, собирая все свои силы, чтобы продолжить: – Прошу тебя. Не умирай. Останови все это.
– Так ты поставил на семь часов? – От нетерпения она притянула его голову поближе к себе. – Скажи, ради бога, скажи!
– В семь часов. Сообщи им… Сообщи…
Не отпуская его головы, Роза посмотрела на часы, висящие высоко на переборке лазаретной.
Фигурные стрелки на белом циферблате показывали без пятнадцати.
– Не умирай, прошу тебя, не умирай, – бормотал Себастьян.
Но она уже вряд ли слышала его приглушенную болью мольбу. Ее охватило буйное ликование: теперь она точно знает время. До минуты. И теперь может послать за Германом Флейшером, и он никуда не денется, будет здесь, рядышком.
Роза осторожно положила голову Себастьяна на подушку. На столе под часами, среди пузырьков, бутылочек и банок, рядом с подносом для инструментов, она увидела блокнот и карандаш. Подошла и под бдительным взором охранника нацарапала записку.
Она сложила листок и сунула в руку охранника.
– Передай капитану. Понял? Капитану!
– Kapitän, – повторил охранник по-немецки. – Jawohl[55]
.Он пошел к двери. Роза видела, как за открытой дверью он поговорил со вторым охранником и передал ему записку.
Роза опустилась на краешек койки, где лежал Себастьян. Ладонью нежно провела по его обритой голове. Волосы успели чуть-чуть отрасти, щетина была колючей и жесткой.