Нас, речников, тогда тоже в форму с погонами одели и звания присвоили. Мне присвоили звание лейтенанта водного транспорта. Наградами тоже не обошли — вручили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «За победу над Германией». «Ну ты, батя, даешь, — подначивал меня Василий. — Такой молодой, а уже лейтенант. А ну, доложи старшему по званию обстановку на речном фронте». А обстановка, братцы, складывалась благоприятная. В плавсостав, на смену, давно ждавшим замены, пенсионерам, возвращались фронтовики. Готовили кадры флоту эвакуированная в Тобольск мореходка и Самаровская школа юнг. А главное — по репарациям стали поступать суда немецкой и финской постройки. Добротные теплоходы, с двигателями внутреннего сгорания и исключительно винтовые. На один из таких теплоходов без лишних вопросов назначили капитаном моего Василия. В кадрах сохранилось его личное дело, в котором он значился выбывшим на учебу по специальности. Стали мы с сыном работать на одной реке и продолжать династию. Доработал я до пенсионного срока, но флота не оставил и продолжал заруливать, храбриться перед сверстниками, которых доктора на берег списали. Забыл, что против природы все мы слабы и, как ни хорохорься, непременно настанет пора причалить к той гавани, которой ни одному смертному не миновать. Гордыня всегда судьбой наказуема: чем выше заберешься, тем ниже падать и насмерть разбиться можно. В гордыне человек умом слабеет, считая, что можно ему то, о чем другому и подумать недопустимо. И всегда за это наказан бывает. Я тоже на этом месте споткнулся. Знакомый кадровик мне сообщил по секрету, что за долгий и безупречный труд представляют меня к ордену Ленина. Я и обрадовался, что проводят меня на отдых с наградой и почетом. А вместо этого проводили в заключение».
- Как, — не поверил я своим ушам, — и за что?