Глаза Фемиды

В сороковом году немецкие суда в сопровождении нашего эскорта впервые прошли Севморпутем и получили доступ к секретным картам. Поэтому их подводные лодки в Баренцевом и Карском морях гуляли вполне уверенно и даже заходили в Обскую губу. А фашистский рейдер добрался даже до Диксона и обстрелял там порт и метеостанцию. Помешали ему своими пушчонками старый ледокол «Сибиряков» и сторожевик «Дежнев», которые не пожалели себя и прикрыли порт. Начальник Севморпути Папанин после этого ходил в героях и пытался установить орудия на каждом буксире. Но на печорских буксирах никаких орудий не ставили и прокладывали курс каравана по мелководью. А из сопровождения — ледокол и у него на буксире баржа с углем и пресной водой. Да еще морских штурманов на каждый пароход дали. И пошлепали ходом в семь узлов вокруг Ямала. В Карском море караван попал в шторм, какие в это время года нечасто случаются. Кто непогоду испытал, тот понять меня может. Не могу представить, как не потонули все самотопы в семибалльный шторм, как выдержали ослабленные команды, как дошли. Но один пароход из каравана все-таки потеряли и уже не нашли больше. На нем и шла моя Надежда. Как потом оказалось — потеря для военного времени нормальная, не выше планируемой. Участников перехода представили к наградам, пароходы запустили в работу, а на погибших — отправили похоронки: «Погибла при исполнении служебных обязанностей». Речники военнослужащими не считались. Всю эту историю я уже потом узнал, не вдруг и не сразу. Все было засекречено. Только от водников такое не скроешь — на реке далеко видно и все друг о друге знают. Особенно о тех, кто всю жизнь в плавсоставе, как моя Надежда. Света белого я от этой вести не взвидел.

Но грустить долго мне не дали — надо работать, доставлять военные грузы. Все — для фронта, все для победы. После войны разберемся.

Я уже говорил, что назначили меня капитаном на «Газоход» — чудо техники военного времени. Где-то на корабельном кладбище судоремонтники отыскали вполне еще сносный корпус купеческой постройки, но без котлов и машины. Вместо них установили два тракторных двигателя системы «НАТИ». Был такой научный автотракторный институт. Один движок с приводом на левое колесо, другой — на правое, с фрикционами как на тракторе. Но работали они не на солярке, не на керосине, и даже не на бензине, которых в военное время взять было негде и неоткуда, а на сухих березовых чурочках из которых прямо на борту добывался генераторный газ. Для этого установили два котла- газогенератора, в них березовый чурак шаял, коптил и превращался в газ, который по трубкам поступал к смесителям двигателей. Потому и «Газоход». Однако запускался двигатель на пихтовом масле, которое специально для этих целей в леспромхозах выгоняли из пихтовой хвои. Летучее, ароматное оно превосходно воспламенялось. Но лучше всего годилось для лечения ревматизма и других простудных хворей. Запускался двигатель прокруткой ломиком маховика. И если он все-таки схватывал и запускался, то работал устойчиво, тянул как паровая машина и не хотел глохнуть, пока не кончался генераторный газ. За бесперебойностью работы следили девчонки, из которых состояла почти вся команда, за исключением меня и механика. Шуровать длинной клюкой в газогенераторах — дело нелегкое и грязное. От сажи, копоти и липких продуктов сухой перегонки, девчонки, как ни пытались отмывать въедающуюся в кожу грязь, ходили слегка чумазые. За это всю нашу команду прозвали «копченые». Все это не мешало нам работать наравне с мужскими экипажами.

Специальность «Газохода» — доставка леса в Тюмень. Случалось не раз и плоты водить. Но больше — доставлять баржами деловую древесину на тюменские лесобазу, древообделочный и фанерный комбинаты. Из сибирской ели, сосны и березы делали корпуса противопехотных мин, снарядные ящики, лыжи, авиационную и морскую фанеру. Сопротивлялась врагу сибирская тайга.

На дровах работали пароходы, городские и заводские котельные, электростанции, когда угля не хватало. Города и поселки не замерзали благодаря дровам. В лесах, на их заготовке, работали зимой и летом женщины и старики, спецпереселенцы и заключенные. Война и промышленность день и ночь требовали леса для оборонительных сооружений, шпал и рудничной стойки. И для автотранспорта, который все более становился газогенераторным: немцы почти отрезали от страны нефтяной Кавказ. Это сейчас нефтяного топлива и каменного угля стало достаточно. Но когда-нибудь все это богатство кончится и человечество снова обратится к лесу. Да.