Глаза Гейзенберга

Калапина зажала уши ладонями – но крики продолжали звучать, отдаваясь во всем теле. Она увидела, как оптиматы двинулись со своих скамеек вниз по направлению к пленникам. Еще миг – и начнется насилие.

И вдруг толпа встала, как один человек.

Что происходит? Калапина открыла уши, и на нее обрушился шум. Люди выкрикивали имена полузабытых богов и проклятия. Все взгляды при этом были устремлены на что-то, находящееся на полу в центре зала.

Бросившись вперед, Калапина увидела бьющегося в агонии Норса с клочьями белой пены на губах. Скрюченные пальцы оптимата скребли по глянцевым плиткам пола; кожа его приобрела желтоватый оттенок и покрылась красными пятнами.

– Сделайте что-нибудь! Он умирает! – выкрикнул Свенгаард, чувствуя, как дико здесь, в этом зале, звучат эти слова. «Сделайте что-нибудь». Все-таки в первую очередь он оставался врачом – вопреки всему.

Калапина отступила назад, сцепив руки на груди в жесте, древнем, как сама история человечества. Шрайль вскочил на ноги, взобрался на скамью, на которой сидел. Его губы беззвучно шевелились.

– Калапина, если ты хочешь помочь Норсу, освободи меня, – произнес Свенгаард.

И она – о чудо, – исполнила его просьбу, втайне испытывая благодарность, что хоть кто-то решился взять на себя ответственность за происходящее. Ребра клетки опустились, едва она нажала на одну из кнопок на контрольной панели. Свенгаард сошел на пол, почти упал. Он направился к Норсу, прикидывая свои дальнейшие действия. «Пятна и желтизна на коже – скорее всего, защитная реакция организма на пантотеновую кислоту и подавление функции надпочечников». Алый треугольник медицинского пункта светился на левой стене зала; Свенгаард нагнулся, поднял извивающегося Норса на руки и понес его туда. Оптимат был довольно тяжел, и доктор с трудом дышал, поднимаясь по ступеням. Пока он шел, бессмертные шарахались от него, как от чумы.

Внезапно кто-то рядом закричал:

– Дайте мне выйти отсюда!

Толпа пришла в движение. Оптиматы хлынули к выходам, толкая и задевая друг друга. Повсюду слышались крики, ругательства. Толпа превратилась в курятник, потревоженный лисой.

Краем глаза доктор приметил женщину, лежавшую на полу по правую руку от него.

Она лежала между двумя рядами скамеек: спина выгнулась под неестественным углом, рот открыт, глаза вытаращены, руки и шея в крови. Она больше не дышала. Свенгаард также прошел мимо человека, который, шаркая, слепо брел вперед, явно прихрамывая, глаза устремлены на знак выхода, под которым образовалась давка.

Мышцы рук Свенгаарда начали болеть. Он споткнулся и чуть не упал, преодолевая последние две ступеньки. Положил тело Норса на пол у входа в медпункт.

Голоса звали его снизу: Дюранты и Баумор кричали, чтобы он освободил их.

«Эти подождут», – подумал Свенгаард. Он прижал ладонь к сенсорному замку. Безрезультатно. «Ну конечно, – понял доктор, – я же не оптимат». Он приподнял Норса, воспользовался его рукой. Переборка плавно скользнула в сторону. Свенгаард начал перебирать препараты. «Тиамин и инозитол, – решил наконец Свенгаард. – Попробуем компенсировать иммунную реакцию».

Правую часть помещения занимала мобильная медлаборатория привычной модели, с жерлами для просовывания рук и иглами, соединенными с измерительными приборами. Свенгаард нажал несколько клавиш на консоли, открыл панель. Выбрал иглы для введения тиамина и инозитола, заблокировал остальные, подложил руку Норса под острые концы, которые нашли вены и погрузились в них. Показатели индикаторов резко поползли вверх.

Доктор перекрыл поток веществ. Дозаторы вернулись к нулевым положениям.

Свенгаард аккуратно выдернул иглы и положил оптимата на пол. Лицо мужчины все еще было залито смертельной бледностью, но дыхание стало более глубоким. Он часто моргал; на коже проступила испарина.

Свенгаард снял куртку, накинул ее на тело Норса и начал растирать ему руки, восстанавливая кровообращение.

Справа от него возникла Калапина и села рядом. Ее ладони были сжаты в кулаки, костяшки побелели от напряжения. Черты лица как-то заострились, глаза смотрели вдаль. Калапине казалось, что она прошла долгий путь с тех пор, как поднялась с пола зала. На нее нахлынули воспоминания, от которых не получалось избавиться. Она знала, что одолела свое безумие; знала, что обрела странную, возвышенную рассудочность.

Ее внимание привлекла красная сфера – шар-оракул, источник огромной силы, все еще притягательный. Затем она подумала о Норсе, с которым столько раз делила постель, – своем союзнике и источнике утех.

– Он умрет? – спросила она и повернулась к Свенгаарду.

– Не сразу, – ответил доктор. – Но тот последний истерический припадок… нанес непоправимый ущерб его телу.

Свенгаард вдруг осознал, что теперь в зале звучали лишь тихие стоны и приказы, отдаваемые спокойным голосом. По освободившемуся пространству беспокойно сновали слуги.

– Я освободила Баумора и Дюрантов и послала за другими… докторами, – сообщила Калапина. – Несколько человек – уже мертвы… много раненых.