Глаза Гейзенберга

В сцене, которая казалась Келекселу бессмысленно затянутой, Бонделли обращался к Терлоу. Реакция последнего несколько удивляла.

– Итак, доктор Терлоу, – говорил Бонделли, – вы перечислили нам пункты, в которых подзащитный действует так же, как другие умалишенные убийцы. Что еще, по-вашему, указывает на факт помешательства?

– Мое внимание привлекла повторяемость числа семь, – ответил Терлоу. – Семь ударов кинжалом. Окружившим его полицейским он объявил, что выйдет через семь минут.

– Это важно?

– Семерка имеет религиозную значимость: Господь создал мир за семь дней и так далее. Подобная наклонность часто наблюдается в действиях умалишенных.

– Доктор Терлоу, вы обследовали подзащитного несколько месяцев назад?

– Да, сэр.

– При каких обстоятельствах?

Келексел украдкой взглянул на Рут и поразился: у нее по щекам текли слезы. Сверившись с отметкой манипулятора, он осознал всю силу ее переживаний.

– Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, – ответил Терлоу. – Его опознали и арестовали. Меня вызвали в качестве судебного психолога.

– Почему?

– Ложные вызовы не следует оставлять без внимания, особенно когда их совершает вполне взрослый человек.

– Вас поэтому вызвали?

– Нет, в данном случае это более-менее обычная практика.

– Тогда в чем же опасность ложной пожарной тревоги?

– Как правило, у таких поступков сексуальная подоплека. Именно в то время подсудимый впервые пожаловался на импотенцию. Оба события в совокупности рисуют очень тревожную психологическую картину.

– Поясните.

– Видите ли, он также продемонстрировал полное отсутствие человеческого тепла. Ему недоставало того, что мы привыкли называть «добротой». В то время ответы мистера Мерфи по тесту Роршаха вообще не содержали элементов, обозначающих нечто живое. Другими словами, он был зациклен на смерти. Я принял во внимание как бездушную натуру, зацикленную на смерти, так и сексуальное расстройство.

Келексел вытаращился на сцену. О ком шла речь? Бездушная натура, зацикленная на смерти, и сексуальные расстройства? Он внимательно присмотрелся к Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за столом, уперев глаза в пол.

Бонделли разгладил усы и сверился со своими записями.

– Какова была суть вашего заключения для Службы пробации, доктор? – спросил он, глядя на судью Гримма.

– Я предупредил, что, если не произойдет радикальных перемен, пациент на грани психотического срыва.

Все еще не глядя на Терлоу, Бонделли спросил:

– А в чем может выражаться психотический срыв, доктор?

– Например, в порыве страсти жестоко заколоть кинжалом близкого человека – это психотический срыв.

Судья Гримм сделал пометку у себя в бумагах. Присяжная, сидевшая с правого края, хмуро уставилась на Бонделли.

– Значит, вы предсказали это преступление? – уточнил он.

– По сути, да.

Окружной прокурор обвел глазами присяжных, покачал головой и, наклонившись, что-то прошептал своему помощнику.

– Какие действия были предприняты в результате вашего заключения? – спросил Бонделли.

– Насколько мне известно, никаких.

– Как же так?

– Полагаю, люди, читавшие отчет, недооценили опасности положения.

– Вы пытались кому-либо объяснить, насколько все серьезно?

– Я поделился своими опасениями с несколькими сотрудниками Службы пробации.

– И даже тогда никаких мер предпринято не было?

– Мне дали понять, что такой важный общественный деятель, как мистер Мерфи, не может представлять опасности и что я скорее всего ошибся.

– Ясно. А лично вы не пытались как-то помочь подзащитному?

– Я постарался приобщить его к религии.

– Безуспешно?

– Совершенно верно.

– Как давно вы в последний раз обследовали подзащитного?

– В прошлую среду. Это был мой второй тест после его ареста.

– И к какому же выводу вы пришли?

– Я определил его состояние как параноидальное.

– Мог ли он отдавать себе отчет о характере и последствиях своих действий?

– Нет, сэр. В его психическом состоянии никакие соображения законности или нравственности значения не имели.

Бонделли оглянулся и пристально посмотрел на окружного прокурора.

– У меня все, доктор, – сказал он.

Окружной прокурор провел пальцем по ровно подстриженной челке, заглянул в свои записи.

Келексел, с трудом разобравшись в тонкостях происходящего, задумчиво кивнул. У дикарей, очевидно, существовали зачатки правовой системы и понятия о справедливости. Все на очень примитивном уровне, однако достаточно, чтобы напомнить ему о собственной вине. «Рут потому мне ее показывает? – недоумевал он. – Намекает, что и меня следует наказать?» Келексела, как волной, накрыло чувство стыда. Рут будто заставила его предстать перед судом, будто он сам находился в зале суда. Келексел вдруг явственно почувствовал себя на месте ее отца, эмоции которого щедро передавала микросенсорная сетка пановида.

Мерфи едва сдерживал гнев – неистовый и направленный на Терлоу, который все еще занимал место свидетеля.

«Я должен уничтожить этого иммутанта!» – кипел, вторя ему, Келексел.