Глаза Гейзенберга

Фраффин не сразу взял себя в руки. В теле глухо пульсировала каждая клеточка, каждое прожитое мгновение. Ох уж эта планета и ее создания! Каждый миг, проведенный с ними, накатывал и отпускал, прожигая сознание. Он ощущал себя моллюском на гребне волны Вселенной. Внутри него рушилась история, а он помнил лишь эпохи своего преступления.

– Значит, инспектор нас покинул? – спросил Фраффин, не без гордости отметив, как спокойно прозвучал его голос.

– Совсем ненадолго, – пролепетал Латт. – Он сказал, ненадолго. – Директор нервно дернул головой. – Я… Все говорят, он попался в ловушку. С ним была его аборигенка. Без сознания! – Латт уцепился за эту мысль как за важную новость. – Аборигенка в его иглолете была без сознания! – На губах Латта заиграла хитрая ухмылка. – Келексел сказал, что так она покладистее.

У Фраффина пересохло во рту.

– Он не сказал, куда направляется?

– На поверхность. – Латт поднял большой палец.

Режиссер машинально поднял глаза, отметив про себя бородавчатую кожу директора, и поразился тому, сколько ужасных сценариев может скрываться за таким обыденным жестом.

– В собственном иглолете? – спросил Фраффин.

– Да, сказал, ему так привычнее, – ответил Латт.

В глазах Латта мелькнул испуг. Ровный голос и внешнее спокойствие режиссера не могли скрыть истинную цель его вопросов – а Латту хватило уже и одной вспышки гнева.

– Он заверил, что получил у вас разрешение, – прохрипел техдиректор, – что это тренировочный полет для будущего, когда у него будет собственный кино… – Он осекся, заметив недобрый огонь в глазах Фраффина, но все же продолжил: – Сказал, что хочет развлечь свою питомицу.

– Которая была без сознания? – переспросил Фраффин.

Латт еле заметно кивнул.

«Почему она без сознания? – гадал Фраффин. В нем зашевелилась надежда. – Да куда он денется? Он у нас в кармане! Глупо было паниковать».

Желтый глаз диспетчерского селектора дважды мигнул, переключился на красный и, натужно загудев, высветил перед ними голову Инвик. На круглом лице корабельного хирурга застыло выражение крайней озабоченности. Взгляд был прикован к Фраффину.

– Вот ты где! – Ее глаза метнулись к Латту, затем к платформе за их спинами и снова уставились на режиссера. – Он улетел?

– Прихватив с собой аборигенку, – отметил Фраффин.

– Он не омолодился! – выпалила Инвик.

На добрую минуту Фраффин потерял дар речи.

– Но ведь все другие… он… ты… – Внутри вновь начал глухо отстукивать пульс.

– Да, другие сразу бежали к Омолодителю, – кивнула Инвик. – Поэтому я предположила, что инспектор обратился к ассистенту или обслужил себя сам. Вроде тебя! – Она едва сдерживалась. – Как же иначе? Вот только все его шаги записаны в Архивах. Келексел не омолаживался!

Фраффин почувствовал сухой ком в горле. Немыслимо! Все внутри замерло, точно он прислушался к движению солнц, лун и планет, о которых его сородичи едва вспоминали. Не омолодился! Сколько времени… времени…

Он услышал собственный хриплый шепот:

– Прошло уже по крайней мере…

– Меня предупредил помощник, который недавно видел его с той самкой, – сказала Инвик. – Келексел заметно сдал.

У Фраффина перехватило дыхание. Грудь сдавило. Не омолодился! Что, если Келексел уничтожил все следы присутствия той аборигенки… Невозможно! На кинокорабле сохранилась полная запись их связи. Но если Келексел стер…

Латт потянул Фраффина за плащ. Режиссер в гневе рявкнул:

– Что еще?

Директор отшатнулся, глядя на Фраффина снизу вверх.

– Достопочтенный режиссер, сообщение по интеркому… – Латт тронул приемник, встроенный в шейный позвонок. – Судно Келексела замечено на планете.

– Где?!

– В родном городе той аборигенки.

– Его еще видно?

Фраффин затаил дыхание.

Латт прислушался, покачал головой.

– Иглолет пролетел мимо поста без маскировки. Заметивший дежурный осведомился о причине нарушения правил безопасности, но не получил ответа и потерял его из виду.

«Он на планете», – подумал Фраффин и приказал:

– Срочно бросайте все дела! Задействуйте всех пилотов. Найдите мне иглолет! Найдите его!

– Что с ним потом делать?

– Аборигенка, – подсказала Инвик.

Фраффин метнул взгляд на бестелесную голову, висящую над селектором, и вновь уставился на Латта.

– Да, аборигенка. Пусть ее заберут и доставят сюда. Она – наша собственность. А с Келекселем мы договоримся. Никаких глупостей, ясно? Доставь ее мне.

– Если смогу, достопочтенный режиссер.

– Уж постарайся, – грозно сказал Фраффин.

18

Терлоу проснулся от первого щелчка будильника и выключил его прежде, чем тот зазвонил. Он сел на кровати, борясь с отвращением к предстоящему дню. В больнице его ждал ад. Вейли пустил в ход все свое влияние и теперь не остановится, пока… Терлоу сделал глубокий вдох. Он понимал: его дожмут, и он уволится.

К такому же решению подталкивали и сограждане – поступали анонимки с угрозами, злобные телефонные звонки. Доктор стал изгоем.

На этом фоне неожиданным контрастом выделялось поведение судебных профессионалов, таких как Парет и судья Виктор Веннинг Гримм. Их отношение к нему в суде и за его пределами, по-видимому, помещалось в тщательно изолированных друг от друга отсеках сознания.