Глаза Гейзенберга

– Мы знаем, что Поттер – лучший в своей области, – сказала Лисбет, – и не хотим, чтобы вы думали, будто мы слишком эмоциональны и беспокоимся понапрасну…

– …но мы хотели бы все же взглянуть, – закончил за супругу Харви, подумав: «Этот упрямец должен понять, что мы хорошо знаем свои права».

– Разумеется, – ответил доктор Свенгаард, мысленно выругавшись: «Вот же идиоты!». И продолжил успокаивающим ровным тоном: – Да, я могу понять ваше беспокойство, всецело разделяю ваши чувства. Но последствия…

Он не стал заканчивать мысль, как бы напоминая Дюрантам, что и у него есть кое-какие права. Он мог сделать разрез с их согласия или без оного, и печали будущих родителей не входили в зону его ответственности. Федеральный закон номер 10927 был сформулирован предельно ясно. Сославшись на него, родители могли получить право наблюдения, но операция остается в ведении хирурга. Есть четкий план развития человечества, который исключает рождение генетически неполноценных экземпляров.

Харви быстро и решительно кивнул. Он крепко сжал руку жены. В его голове проносились народные страшилки и официальные мифы. Его представление о Свенгаарде складывалось отчасти на основании этих историй, отчасти из того, что он смог почерпнуть из запрещенной литературы, тайно распространяемой киборгами среди членов Подпольной ассоциации родителей, – произведений Стедмена и Мерка, Хаксли и Шекспира. Молодость и скудный жизненный опыт не позволяли ему освободиться от предрассудков и составить собственное мнение.

Лисбет тоже кивнула, но менее уверенно. Она прекрасно помнила их главную цель, однако в чане был ее сын.

– Вы уверены, – спросила она с явным вызовом, – что это не причинит ему боли?

Изрекаемая простолюдинами чушь (а что еще могло взрасти в сознательно насаждаемой атмосфере невежества?) вызывала у доктора раздражение. Он подумал, что нужно закончить разговор как можно скорее. Он должен сказать им то, что обязан сказать, хотя на языке у него вертелись совсем другие слова.

– У оплодотворенной яйцеклетки нет нервных окончаний, – сухо отчеканил он. – Она существует меньше трех часов, и ее рост замедляется через контроль нитратного дыхания. Сама концепция «боли» абсолютна неприменима. – Он знал, что для этих двоих специальные термины – пустой звук, просто хотел обозначить пропасть, разделяющую простых родителей и субмолекулярного инженера.

– Кажется, я сморозила чушь, – смутилась Лисбет. – Он… это даже еще не человек. – Но пальцами она сказала Харви:

Как же он предсказуем! Просто открытая книга.

Дождь выбивал тарантеллу на крыше. Свенгаард выдержал паузу и ответил:

– Конечно. И давайте впредь не допускать таких ошибок.

Доктор счел момент подходящим для небольшой лекции:

– Вашему эмбриону может быть меньше трех часов, но он уже содержит все основные ферменты, которые ему понадобятся, когда он полностью разовьется. Организм чрезвычайно сложен.

Харви изобразил благоговение перед великим, сумевшим постичь тайны формирования и развития жизни.

Лисбет смотрела на чан.

Два дня назад их с Харви гаметы были селектированы, и после этапа помещения в стазис прошли ограниченный митоз. В результате появился жизнеспособный эмбрион – явление не слишком распространенное в мире, где лишь немногие избранные не подверглись стерилизации газом и сохранили фертильность – и даже среди них способность произвести на свет здоровую особь встречалась нечасто. Лисбет скрывала свои познания в этой области, потому что ничего не должна была знать. Они – оптиматы Центра – безжалостно устраняли малейшую угрозу своему превосходству. А знания в чужих руках входили в разряд наиболее серьезных угроз.

– Он… какого он размера? – спросила Лисбет.

– Сейчас его диаметр менее одной десятой миллиметра, – ответил Свенгаард. Он позволил себе улыбнуться. – Это морула, в самом начале развития. Лучший момент для редактирования. Мы должны сделать все сейчас, до образования трофобласта[2].

Дюранты благоговейно кивнули.

Доктор Свенгаард упивался их почтением. Он почти слышал, как в у них в головах ворочаются плохо заученные определения из ограниченного школьного образования, которое им дозволили получить. В анкетах значилось, что жена работала библиотекарем в детском саду, а муж – воспитателем. Низкая квалификация.

Харви коснулся резервуара и тут же отдернул руку: поверхность оказалась неожиданно теплой и легко вибрировала. Насос все шумел, нарочитость этого раздражающего шума была ему очевидна; наука Подполья помогала считывать едва уловимую фальшь в поведении доктора. Харви оглядел лабораторию – стеклянные трубки, квадратные серые шкафы, блестящие углы и патрубки из пластосплава, циферблаты повсюду, будто глаза, что следят за тобой… В помещении стоял запах дезинфекции и необычных химикатов. Всё в лаборатории, помимо основного функционала, было призвано вызывать трепет у непосвященных.