Макс Оллгуд, глава службы безопасности, поднялся по ступеням из пластосплава к административному зданию в сопровождении двух хирургов, как и подобало руководителю стремительной и грозной руки власти оптиматов.
Их силуэты бросали длинные тени на здание, ослепительно белое в свете солнца.
Ступив в серебристый сумрак больничного портика, они задержались для проверки. Карантинные сканеры внимательно изучали их, выискивая враждебные микроорганизмы.
Оллгуд с терпением опытного человека выдержал досмотр и внимательно изучил своих спутников – Бумура и Игана. Его забавляло, что внутри здания им придется отказаться от титулов. Докторам вход сюда был заказан; допускались только фармацевты. Звание «доктор» неприятно тревожило оптиматов.
Бумур и Иган удовлетворяли правилам Центра, хотя заостренное лицо Бумура с прищуром принадлежало тому эльфийскому типу, какой обычно старит своего владельца. Бумур был крупным мужчиной, широкоплечим. По сравнению с ним Иган с длинным клювом вместо носа, длинной челюстью и маленьким узким ртом казался худым и хрупким. Глаза у обоих были характерного для оптиматов голубого цвета, взгляд – пронизывающий. Вероятно, когда-то они были кандидатами в оптиматы. Как и большинство хирургов-фармацевтов Центра.
Эти двое явно чувствовали себя неуверенно под взгляом Оллгуда и старались не смотреть на него. Бумур начал разминать плечо коллеги и что-то тихо ему сказал. Беспокойное движение руки Бумура на плече Игана показалась Оллгуду смутно знакомым – он словно видел уже нечто подобное раньше… только не мог вспомнить, где.
Карантинное сканирование затянулось, Оллгуду показалось, что в этот раз оно длится дольше обычного. Он обратил внимание на пейзаж вокруг здания. Всюду царил покой – полная противоположность атмосфере Центра.
Он подумал, что допуск к секретным архивам и даже к старым книгам дает массу редких знаний о Центре. Владения оптиматов простирались на несколько лиг вглубь территории, которая когда-то была частью Канады и севера Соединенных Штатов. Площадь территорий, почти круглая на карте, диаметром семьсот километров, имела двести подземных этажей. То был целый регион, комплекс центров управления: контроль погоды, контроль генома, контроль бактериальной и ферментной сред… контроль людей.
В этом маленьком уголке комплекса, сердце Администрации, природа была стилизована под итальянский пейзаж в технике кьяроскуро – мягкие пастельные тона с преобладанием черных и серых оттенков. Оптиматы могли бы постричь гору по своему желанию: «Здесь слегка снимем с макушки, тут оставим бачки…» Природу на территории Центра полностью приручили, лишив зубов и когтей. Даже когда оптиматами воспроизводились сцены из жизни дикой природы, им всегда не хватало драматизма, да и какой может быть драматизм в вечной жизни?..
Оллгуд часто размышлял об этом. Он видел фильмы, снятые до появления оптиматов, и понимал разницу. «Красивости» Центра были такими же узнаваемыми, как вездесущие красные треугольники, отмечавшие фармацевтические пункты, в которых оптиматы могли приобрести прописанные им ферменты.
– Мне кажется, или нас проверяли дольше обычного? – пробасил Бумур недовольно.
– Терпение, мой друг, – мягко откликнулся Иган.
– Да, – поддержал его Оллгуд, – терпение – лучший друг человека.
Бумур изучающе посмотрел на главу службы безопасности и задумался. Оллгуд был не из болтливых и всегда говорил с определенной целью. Именно он, а не оптиматы, представлял наибольшую угрозу для Заговора. Он был полностью предан хозяевам, идеальная марионетка. «Почему он приказал нам сопровождать его сюда сегодня? – недоумевал Бумур. – Что-то разнюхал? Готовится нас разоблачить?»
Невероятное уродство Оллгуда очаровывало Бумура. Глава службы безопасности, невысокий и коренастый, простой смертный, имел округлое лицо и скользкие миндалевидные глазенки. Копна мокрых темных волос ниспадала ему на лоб. Генотип Шан – во всяком случае, так казалось по внешности.
Оллгуд повернулся лицом к карантинному барьеру, и внезапно Бумур понял, что внешнее уродство этого человека проистекает из уродства внутреннего. Это было уродство, созданное собственными страхами цепного пса, помноженными на страхи тех, кого этот пес защищал. Понимание наградило Бумура негаданным облегчением, о котором он дал Игану сигнал, коснувшись пальцами его плеча.
Иган, вдруг отстранившись от коллеги, принялся с энтузиазмом осматриваться. «Конечно, Макс Оллгуд боится, – думал он. – Он живет, погруженный в неразрывный клубок страхов… совсем как оптиматы… несчастные создания».