Глаза Гейзенберга

Виды Центра не оставили равнодушным и Игана. Вокруг, согласно плану центра управления погодой, пышно цвела весна. Со ступеней открывался вид на озеро, круглое и совершенное, как пластинка из синей эмали. На небольшом холме за озером виднелись плиты пластосплава, похожие на белые камни, – это были лифты, спускавшиеся в тайную цитадель оптиматов, их подземное королевство.

За холмом небо потускнело, покрылось разводами туч; порой его пронизывали вспышки красного, зеленого и золотого цветов, упорядоченные и ритмичные. Вскоре раздался громовой раскат. Оптиматы на другом конце Центра забавы ради «включили» грозу.

Игану это представление показалось бессмыслицей, лишенной драмы или опасности… что по сути одно и то же.

Гроза была первым, что увидел в этот день Оллгуд – и что совпало с его пониманием внутренних ритмов Центра. Для него Центр был сродни капищу темного бога: люди в нем исчезали, чтобы никогда не появиться вновь, и только он, начальник службы безопасности, и горстка его самых верных агентов знали их дальнейшую судьбу. Оллгуд почувствовал, что раскат грома вполне отвечает его чувствам; это был звук, который символизировал абсолютную власть. Охваченное бурей небо теперь приобретало желчно-желтый цвет, и набрякшие тучи рассеяли остатки беззаботно-весенней атмосферы. Пьедесталы на холме, возвышающемся над озером, превратились в языческие кенотафы цвета ромашковой опали.

– Нас пропускают, можно идти, – позвал Бумур.

Оллгуд обернулся и обнаружил, что карантинный шлагбаум поднят. Он первым прошел в зал Совета, в котором висел пряный запах антисептического аэрозоля. На него тут же надвинулись стены из блестящего адамантина[15], обступили ряды пустых скамей из пластосплава. За ним осторожно шествовали Иган и Бумур.

Прислужники оптиматов, все – в зеленых накидках с капюшонами, прихваченными на шеях бриллиантовыми брошами, явились откуда-то из мглы, затянувшей большую часть зала, чтобы сопроводить посетителей. Сеть гибких трубок пронизывала ткань их плащей, точно капилляры – кожу, и в руках они несли питаемые через эту систему золотые курильницы, от которых то и дело воспаряли розовые облака антисептика.

Оллгуд внимательно смотрел в дальний конец зала – там гигантский шар, диаметром метров в сорок, красный, как корень мандрагоры, висел в сплетении световых лучей. Одна из секций шара отстояла от поверхности, будто часть корки, сорванной с померанцевого плода. Здесь располагался Контрольный Центр Триумвирата – средоточие тайных сил, узел надзора и контроля за вверенными субъектами. В недрах шара то и дело вспыхивали льдисто-голубые и зеленоватые токовые дуги. С круглых дисплеев слетали молниеносные сообщения под аккомпанемент мигания алых индикаторов – числа, казалось, плыли по воздуху, эзотерические символы танцевали в голографическом поле.

Посреди шара, напоминая сердцевину фрукта, высилась белая колонна, поддерживающая треугольную платформу. По вершинам треугольника, восседая на тронах из позолоченного пластосплава, восседали трое оптиматов, известные как Триумвират – друзья и соратники, избранные на должность верховных правителей на текущий век. Впереди их ждали еще семьдесят восемь лет царствования. Для них то было мгновением в безумно долгой жизни – зачастую весьма неприятным, ибо правителям приходилось иметь дело с реалиями смертной жизни, от которых другие оптиматы отгораживались при помощи эвфемизмов.

Прислужники остановились в двадцати шагах от шара, не переставая размахивать курильницами. Оллгуд сделал шаг вперед, жестом велев Игану и Бумуру остановиться. Шеф службы безопасности знал, как далеко он может зайти здесь, чувствовал границы. «Я нужен им», – говорил он себе, не питая, впрочем, иллюзий на счет невзгод, которые могла сулить ему аудиенция.

Оллгуд посмотрел наверх. Тонкое полупрозрачное энергетическое поле скрывало пространство шара, и за завесой то и дело всплывали нечеткие силуэты.

– Я пришел, – объявил Оллгуд.

Бумур и Иган повторили приветствие, напомнив себе о соблюдении протокола: «Всегда обращайтесь к оптимату, на чье внимание смеете рассчитывать, по имени. Если вы не знаете имени, смиренно спросите его».

Оллгуд ждал ответа. Порой ему казалось, что оптиматы не воспринимают течение времени – или, по крайней мере, не замечают, как проходят мимо секунды, минуты и даже дни. Могло быть и так. Для людей с вечной жизнью смена времен года могла быть похожа на быстрое тиканье часов.

Золоченый постамент пришел в движение, и глазам прибывших одна за другой предстали фигуры трех оптиматов. Их полупрозрачные одежды почти не скрывали наготу – давая возможность убедиться в их тождестве с простыми людьми. Перед открытым сегментом шара застыл Норс – сложенный, точно греческий бог, оптимат с квадратным лицом, густыми бровями, мускулистой грудью, вздымавшейся и опадавшей при каждом вдохе. Сколько размеренности было в том дыхании, сколько контролируемой неспешности!