Глаза хаски

– Года полтора назад мы с Николасом ходили в гости к его подруге. Помнишь Николаса? Ну, не суть. В общем, эта подруга разводит хаски. Моего зовут Сача. Он был самый последний в помете и самый маленький. Поэтому его собирались усыпить.

– Серьезно, усыпить? Он же такой красивый!

– Красивый, скажи? – согласился Эсекьель и погладил пса. – Но заводчики всегда убивают последнего щенка в помете. Такие собаки самые слабые и самые непородистые. А заводчики зарабатывают на породе, это бизнес. Им непородистые собаки ни к чему. Если посмотреть на других хаски, то заметно, что у этого уши побольше…

– А еще у него глаза карие, – перебил я.

– Это неважно. Мне как раз и нравятся карие. В глазах хаски есть какая-то особая правда, как будто им известны все наши тайны. Тьфу, это уже мои бредни, не обращай внимания.

– Как же так их убивают?

– Люди никогда не понимали тех, кто отличается от других. В одно время тех, кто отличался, сажали в сумасшедший дом, потом – в концлагеря, – Эсекьель вздохнул. – Люди боятся того, чего не понимают. Если общество отторгает непохожих, какая судьба может ждать собаку, у которой уши больше, чем надо?

Опять повисла тишина, и нарушил ее я:

– Почему предки на тебя злятся? – выпалил я на одном дыхании.

– Потому что у меня СПИД, – ответил Эсекьель.

7

В тот вечер я сошел с автобуса за несколько остановок до дома и долго бродил по кварталу.

Я прожил там всю жизнь, но все вокруг выглядело теперь как-то странно. Как огромная декорация. А я был актером. Актером массовки.

Я чувствовал себя одновременно тяжелым и легким, если такое вообще возможно. Мне было жарко и холодно. Я потел, и уши у меня горели.

Наконец, гораздо позже, чем следовало, я собрался домой. Испачкал спортивную форму, чтобы не вызвать подозрений, и постарался придумать убедительную историю, почему я задержался. У меня никогда и не спрашивали, но тут я знал, что придется врать, и от этого чувствовал себя неуверенно.

Дома никого не было. На двери холодильника я нашел записку: родители сообщали, что ушли (не помню – куда), ужин могу разогреть в микроволновке сам. Я не стал ужинать.

Пошел к себе – мне нужно было о многом подумать. Не знаю, сколько времени я пролежал на кровати с выключенным светом. Потом зазвонил телефон.

– Давно пришел? Я думал, ты позвонишь. Как прошло? – Конечно, это был Мариано.

– Нет, я только вернулся, – пробормотал я.

– И чего? Что он тебе сказал? Давай рассказывай.

– Да ничего… его не было. Дома не было, – соврал я как можно убедительнее.

– А чего ходил тогда так долго?

Такие они, друзья – человек хочет побыть один, подумать, повесить уже трубку, а они начинают его допрашивать.

– Да я… это… заблудился. Заблудился я. Не нашел остановку обратную. Ушел в другую сторону. – Я и сам себе не верил, голос у меня предательски дрожал.

– У тебя все в порядке? Какой-то ты странный, – не унимался Мариано.

– Я в туалет шел, когда ты позвонил.

– Ах вот оно что! – Мариано засмеялся. – Ну, иди, а то еще из-за меня обделаешься. До завтра!

И повесил трубку. Наконец-то.

Мне о многом нужно было подумать. Я многого не понимал.

Я включил телевизор – может, отвлекусь ненадолго. В голове у меня как будто образовался бесконечный клубок. По крайней мере, в ту минуту мне он казался бесконечным.

Показывали «Приключения Тарзана в Нью-Йорке» – очередной ужасный фильм с очередным ужасным Тарзаном. Сюжет там такой: браконьеры ловят Читу и увозят ее на корабле. Тарзан проникает на другой корабль, чтобы ее спасти, и попадает в Нью-Йорк. Приплыв, он бросается с корабля в воду и взбирается на мост (тот, что во всех фильмах показывают) и зависает там, как дурак, пока мимо проносятся машины, а люди что-то ему кричат на незнакомом языке. Потом он знакомится с ослепительной блондинкой (Джейн) и спасает Читу. Но это все неважно. Главное, что я тогда чувствовал себя, как Тарзан на мосту.

Голый, а вокруг всё непонятное.

8

Эсекьель долго смотрел на меня, а потом снова стал гладить Сачу.

ПотомучтоуменяСПИДпотомучтоуменяСПИДпотомучтоуменяСПИД. Слова отдавались в голове.

ПотомучтоуменяСПИДпотомучтоуменяСПИДпотомучтоуменяСПИД. Рот у меня был открыт, вид наверняка огорошенный.

– Как ты заразился? – срывающимся голосом спросил я.

Он снова пристально посмотрел на меня. В глазах промелькнул знакомый блеск. В эту минуту я заметил, как сильно он похож на отца. Гораздо сильнее, чем оба они согласились бы признать.

– Так, так, так. Ну вот все и выяснилось. Перед нами будущий заводчик собак. Тебя отец прислал? – Он на минуту замолчал, а я был не в силах ничего пролепетать в ответ.

– Это что, важно – как я заразился? – снова заговорил он. – Идиотский вопрос, достойный представителя нашего семейства. Что я должен тебе сказать? Что я голубой? Наркоман? Или что я заразился у зубного? Да? Думаешь, это имеет значение? Я скоро умру – вот что имеет значение. Я не знаю, сколько мне осталось жить. А если и не умру, пусть хоть вечно жить буду – нормальной жизни у меня уже не будет.