Глаза колдуна

Вздохнув, Клеменс подтягивает к себе забытый на столе ноутбук матери. Заходит в Интернет. Набирает всего одно слово, которое выцепила из испуганного – нет, не испуганного, а всего лишь торопливого – лепета Шона.

Найденные статьи, слово за словом, приводят ее к выводу, которого она больше всего боялась. Персиваль, кем бы он ни был, связывает в единую картину разбросанные по полотну нескольких жизней нелепые совпадения. Вместе они становятся чем-то бо́льшим, пугающим.

Триггером, о котором говорил Теодор.

***

– Что ты знаешь об иценах? – спрашивает Клеменс, возвращаясь в свою спальню. Теодор, напряженно вслушиваясь в спутанную речь Бена, даже не оборачивается.

– Древнее кельтское племя. Известно только восстанием против римской империи. Неудачным, к слову.

– Именно.

Клеменс садится на кровать рядом с письменным столом, разворачивает, не обращая на Атласа внимания, ноутбук к себе, чтобы увидеть Бена.

– Что-нибудь нашли?

– Нет, – качает головой Паттерсон. – Но ты, судя по всему, с новостями?

Клеменс кивает.

– Ицены, как и сказал Теодор, – древнее племя кельтов. Жили в Британии, населяли юго-восточную часть острова. О них писали Тацит и Дион Кассий, прославили их восстание против Нерона, – Клеменс говорит быстро и торопливо, совсем как Шон, облизывая от возбуждения губы, и не замечает, что Атлас глубоко вздыхает и прикрывает глаза рукой. – Судя по рассказам этих двоих, во времена римских завоеваний ицены примкнули к римлянам, чтобы сохранить свою независимость. Их правитель, Прасутаг, имел жену и двух дочерей и после смерти завещал престол своим детям наравне с римским императором в качестве… Не знаю, регента, наверное. Римлян такой исход не устроил, и они явились на подконтрольные иценам земли, чтобы заявить о своих правах. Ты за мной успеваешь?

Бен издает неопределенный звук, похожий на карканье, и Клеменс воспринимает его как согласие. На замершего Теодора ни один из них внимания не обращает.

– Итак, с этого момента, по версии Диона Кассия, начинается самое интересное. Как я уже говорила, у Прасутага было две дочери и жена, Боудикка. Женщина, судя по всему, властная и храбрая. Римляне вторглись на земли, которые наследовали ее дочери, установили там свои права, а несогласных с этим выпороли прилюдно. В первую очередь досталось Боудикке и ее дочерям. Что-то уже проясняется?

Бен хмурится и молчит.

– Все началось с женщин, – вместо него говорит Теодор, и Клеменс нетерпеливо кивает головой.

– Ты прав! После этого Боудикка подняла восстание и вместе с соседним племенем триновантов пошла против римлян. Дион Кассий пишет, что перед началом восстания Боудикка гадала на зайце и принесла жертвы Андрасте.

– Кому?

– Богине победы, женщине-воительнице, – поясняет Атлас. Клеменс совсем на него не смотрит и не видит, что взгляд его стекленеет все больше, а лицо вытягивается – и вовсе не от удивления.

– Поначалу боги благоволили восставшим, – продолжает Клеменс. – Сперва Боудикка со своим войском взяла бывшую столицу триновантов – поэтому они к ней и примкнули, должно быть, – потом пошла на Лондиниум. Тацит пишет, что ицены никого не щадили, пленных не брали: убивали всех, кто не ушел вслед за римлянами и не примкнул к их восстанию, а женщин, особенно благородных, терзали и отдавали в жертву богине Андрасте. На мой взгляд, не самый лучший пример благородства…

Бен хмыкает, и девушка спешит пояснить свои слова:

– Боудикка, между прочим, все это начала под девизом мести за отнятую женскую свободу, а не за потерянное царствование. Говорила, что мстит римлянам за пытки и поруганное целомудрие дочерей. Как ни крути, на месть обычной женщины это не похоже.

– Должно быть, – тянет Бен и, вздохнув, добавляет: – Но раньше порядки были другими. Что еще?

– Теперь тебе интересно? – улыбается Клеменс. – Слушай же: в конце концов боги от Боудикки отвернулись. Тацит пишет, что она приняла яд, когда поняла, что потерпела поражение в битве с римскими легионерами, и вскоре погибла. Что случилось с ее дочерями, историки не уточняют. Но, думается мне, их постигла та же незавидная участь.

Девушка ждет, что теперь-то Паттерсон воскликнет от удивления и сумеет сложить все детали воедино. Только тот хмурится, чешет за ухом и, игнорируя упавшую на лоб кудрявую прядь волос, пожимает плечами. Клеменс вздыхает.

– Серьезно? Теодор, ты разве не рассказал ему о Шоне?

Атлас молчит, предпочитая изображать скульптуру с самым жутким оскалом на лице вместо победной усмешки, и девушка толкает его в плечо локтем.

– Пользы от тебя!.. Бен, слушай: Шон упомянул ицену прямо перед тем, как… ну, когда погиб. Понимаешь? Я считаю, что Персиваль ищет ицену – или потомка ицены, или еще кого-то, кто имеет отношение к кельтскому племени.

Наконец Паттерсон ахает.

– Но если так, то… – Он кусает нижнюю губу, стучит пальцем по ноутбуку. – При чем тут ведьмы?

– При том, что…

– При том, что Боудикка была ведьмой. Возможно, одной из первых, – внезапно говорит Теодор. Повернувшись, Клеменс замечает на себе его тяжелый взгляд, и понимание простреливает ее, точно молния, прошивает все тело от макушки до пят.