Глазами, полными любви

Пролежав почти без движения всю зиму, к весне больной пошел на поправку. Чтобы чем-нибудь занять себя во время вынужденного безделья, уставший от лежания и чтения директор совхоза нашел себе довольно экзотическое занятие. Вернее, его нашла бабушка Нюра. Перешерстив запасы домашней одежды, она отобрала старье, не подлежащее дальнейшей носке. Ворох тряпок вручила сыну и заставила ножницами резать на узенькие полоски пришедшие в негодность детские платьица, вытянутые вылинявшие кофты, ветхие простыни… Какое-никакое, а все занятие! Полоски сматывались в огромные клубки, из которых бабушка большим деревянным крючком вязала красивые пестрые коврики. Баба Нюра находила работу и больным и здоровым, у нее никто не сидел без дела.

Понемногу Алексей Михайлович начал самостоятельно сползать с кровати, затем стоять, ходить потихоньку по комнате и в конце концов стал выходить из дома, опираясь на трость. К осени ему выделили путевку на курорт в Сочи, откуда он вернулся практически здоровым человеком.

…Вспомнив этот эпизод из своего детства, Наталья Алексеевна словно наяву увидела фотокарточку, которую прислал им отец из всесоюзной здравницы. Высокий, красивый, он стоял на тропинке сочинского дендропарка и весело улыбался в объектив. Кто бы мог подумать, что еще пару месяцев назад этот человек не мог самостоятельно слезть с кровати. С тех пор мечта о сочинском райском саде, утопающем в пальмах и магнолиях, поселилась в душе Натки. Но даже приближение к «третьему» возрасту все еще не привело женщину к исполнению желания. «Вот приедем в Анапу, – подумала она, – и непременно махнем в Сочи. Там ведь все рядом.»

При этих мыслях Наталья Алексеевна не могла не улыбнуться. Присловье «Вот приедем в Анапу…» стало для них с мужем с определенного времени чем-то вроде заклинания. Этими словами оба пытались скрыть страх перед быстро происходившими переменами, наступающей на пятки старости. Неуверенность вызывали многие обстоятельства, облепившие днище их семейного корабля подобно ракушкам и водорослям. Оба мечтали, как теплое ласковое море смоет напластования забот, проблем и, как знать, может быть, подарит им еще какое-то количество радостных ясных дней – хотя бы и в почтенном возрасте…

Столь мощных атак радикулита на отцовскую спину больше не случалось, хотя рецидивы время от времени происходили. Запах пчелиной и змеиной мази сопровождал все детство Натки, так же как запах бензина служебного директорского «газика». Много позже, давно уже став взрослой благовоспитанной дамой, случайно уловив где-нибудь струйку едкого «благовония», Наталья Алексеевна нередко испытывала внезапный приступ острой ностальгии по нелепому, бестолковому, прекрасному и такому далекому детству…

* * *

Пока взрослые решали серьезные проблемы, у сестер происходили свои события. У Натки во втором классе сменилась учительница. Вместо миниатюрной веселой и доброй Ирины Александровны однажды в класс вошла тетища неопределенного возраста и расплывшегося телосложения. На ней красовался трикотажный вязаный костюм горчичного цвета, на голове громоздилась прическа из гладко собранных, уложенных валиком волос (в ту пору такую укладку называли «улиткой»). Бородавка на подбородке довершала картину маслом.

Новую преподавательницу нельзя было назвать доброй или злой, вредной или дружелюбной. Марья Никаноровна относилась к разряду тех рыхлых, тестообразных «клуш», какие в изобилии водятся в любом школьном курятнике. Запомнилась «клуша» своей смешной фамилией – Бипа – да еще одним обстоятельством. В той же школе работал физруком муж училки. Будучи моложе своей «второй половины» (по крайней мере, внешне), он обладал довольно смазливой физиономией и не отличался строгостью нрава.