– Это ж надо ж таку хворобу придумать! Чехлы! Чого мне делать с тою трапкой, как ее скроить?
Если бабуся не хотела чего-то делать, она принималась мешать русские слова с белорусскими: «Да отчепись ты от мене, пристала, як лист до заду!» Но в данном случае отвертеться не представлялось возможным. Речь шла о приеме внучки в пионеры. Нервничая и горячась, «белошвейка» все-таки сумела что-то скумекать.
За шитье внучка с бабушкой принялись вместе. Иголка то и дело колола руки начинающей рукодельницы. Стежки выходили кривыми и косыми. Бабушка заставляла распарывать, переделывать заново. Общими усилиями дело все-таки довели до конца. Творение отнюдь не являло собой сверкающую вершину швейного мастерства, но работу засчитали. Натку приняли в пионеры, и вожделенный алый галстук занял свое место на шее третьеклассницы.
Знала бы она, на что подписывается, повязывая треугольный лоскуток на шею! Во-первых, галстук требовалось постоянно гладить. Во-вторых, он то и дело норовил вымазаться в чернилах. Шелковую тряпицу приходилось стирать едва ли не через день. Но главным мучением стало другое. В минуты задумчивости или внутренней тревоги юная пионерка принималась, сама того не замечая, грызть концы галстука. Через месяц-другой на них появлялись дырки, которые приходилось зашивать и штопать до тех пор, пока изделие полностью не приходило в негодность. Родители, вынужденные то и дело покупать новый, если можно так выразиться, предмет гардероба, по головке ребенка за это, конечно не гладили. Красный клочок стоил вполне ощутимых денег.
Приобщением старшей внучки к рукоделию бабушка Нюра занималась регулярно и методично. Только став совсем взрослой, Натка осознала всю пользу тех занятий. Не раз с благодарностью вспоминала она свою пылкую бабусю. Тогда же, в юные года, учеба давалась трудно, сопровождалась слезами, желанием бежать куда глаза глядят от нудной трудовой повинности. Осваивая вязальные спицы, постигая тонкости вывязывания пятки шерстяного носка, девочка нередко ощущала себя самым разнесчастным человеком. Учитывая горячий характер наставницы, то и дело разражавшейся энергичными тирадами в адрес неумехи, это легко понять.
Другим источником их с Маринкой мучений являлись козы. Поселившись в доме старшего сына, бабушка настояла на разведении пуховых коз. Ослушаться решения домоправительницы вряд ли бы кто решился. Прошло какое-то время, и в загончике для домашней живности замекали-забекали несколько представителей рогатого племени.
Поначалу новые обитатели хлева сестрам понравились. На огромном смирном козле Ваське Натка научилась кататься верхом, как на настоящем ослике. Мучения начались позже. Весной отец специальной большой гребенкой счесывал с козьих боков пряди пуха. Бабушка расчесывала их на специальной чесалке. Потом начиналось самое муторное: из расчесанных пушистых куделек требовалось выбирать грубые черные волоски, негодные для дальнейшей переработки. Более утомительной и нудной работы Натка в жизни не видывала. Волоски выбирали практически ежевечерне в течение бесконечно тянувшихся зим. В работу вовлекалась вся семья за исключением вечно занятого Алексея Михайловича да маленькой Валентинки.
Каждый вечер после завершения дневных дел бабушка выдавала участникам процесса по приличной кучке расчесанного пуха. Покуда все отходы не оказывались удаленными, об освобождении от трудовой повинности не приходилось и думать. Перебранный почти невесомый пух бабушка пряла на ножной прялке. В дальнейшем они с Зоей Максимовной на тонких, как проволока, стальных спицах вязали из пряжи красивые пушистые шали. Вывязать затейливую узорную кайму, обрамлявшую полотно платка, могла далеко не всякая вязальщица. Дело требовало не только мастерства, но и завидного упорства.