К этому времени «Авеста» была уже переведена и изучена.
Проделав предварительно большую исследовательскую работу в области истории народа, которому принадлежала надпись, Мюнтер мог теперь прибегнуть к арифметике, которой пользовался Тихсен. Это уже не была абстрактная арифметика языка вообще — языка без рода, без племени, без эпохи, а арифметика (точнее — статистика) конкретного языка, который по всем данным должен быть близок древнеперсидскому.
Статистика языка «Авесты» показала, что чаще всего здесь встречается гласная, необычная для нашего русского языка, нечто среднее между «а» и «е». Далее по частоте употребления следовали гласные — «о» долгое и «о» краткое. Эту закономерность он перенес и на персепольскую надпись.
Мюнтер был на правильном пути. Но, к сожалению, на этом и закончились его исследования. Он не стал изучать языка «Авесты», без знания которого нельзя было пользоваться статистическим методом для расшифровки древнеперсидской клинописи. Но то, что сделал Мюнтер, впоследствии пригодилось другим ученым.
В немецком городе Геттингене в лицее служил молодой учитель греческого и латинского языков — Георг Гротефенд. С малых лет он увлекался головоломками, ребусами, шарадами, загадочными картинками. Он набил себе руку на их решении, и, кажется, не было такой трудной задачи, которую он не мог бы осилить. В своем маленьком городке он считался своего рода чемпионом в этом деле.
Летом 1802 года Гротефенд случайно узнал о том «ребусе», над которым ученые ломали голову уж несколько десятков лет — о персепольской надписи. Было очень соблазнительно испробовать свои силы и на этом поприще, попытаться разгрызть и этот орешек.
Обложившись книгами, Гротефенд приступил к разгадке. На помощь себе он призвал всех ученых и путешественников, когда-либо интересовавшихся клинописью, точнее — их сочинения. Он вновь обратился к греческим авторам, которые много писали о греко-персидских войнах. Он изучал историю Персии эпохи раннего средневековья.
Гротефенд согласился во многом с Тихсеном и Мюнтером. Так, вполне правдоподобным было считать косой клин словоразделителем (клинописью писали сплошь, не отделяя слово от слова). Совершенно резонным казалось предположение Тихсена, что начало персепольских надписей содержит титулатуру персидских царей. Но его нелепую дешифровку и перевод он, разумеется, отверг. Убедительным представлялось мнение Мюнтера, что надписи относятся к эпохе Ахеменидов и что узнать, как произносились древнеперсидские слова, можно только опираясь на язык «Авесты».
Персидский царь Дарий I на троне. Его несут представители покоренных народов. В нижнем ряду слева виден негр.
Георг Гротефенд.
Гротефенд отобрал две небольшие, почти одинаковые надписи. В них несколько раз повторялась одна и та же группа знаков. И вдруг он вспомнил, как титуловали себя персидские цари из династии Сассанидов, царствовавшие в III–VII веках нашей эры: «Такой-то, царь великий, царь царей, такого-то царя сын, Сассанид». И во времена Гротефенда персидские цари продолжали именовать себя подобным же образом. И он решил, что неоднократно повторяющаяся группа знаков обозначает слово «царь».
Теперь ключ к разгадке «ребуса» был в его руках.
Дальше он рассуждал следующим образом. На первом месте в персепольских надписях, так же как в сассанидских, стоит собственное имя царя. На втором месте — группа значков, которые он понимал, как слово «царь». На третьем месте было незнакомое слово. Гротефенд условно перевел его «великий» — по аналогии с сассанидской титулатурой.
Далее опять знакомые слова: «царь-царь». Правда, в конце второго слова «царь» стоит еще какой-то значок. «Это, должно быть, грамматическое окончание слова — множественное число и родительный падеж», — решил Гротефенд и перевел: «царь царей».
Затем следовала неизвестная группа знаков, за которой стояло знакомое нам слово «царь» опять с каким-то добавлением. «Здесь его надо читать в родительном падеже — „царя“», — подумал Гротефенд. Предыдущее же слово, должно быть, обозначает имя собственное этого царя, как и в сассанидских надписях. В таком случае, последние два слова надо читать: «сын» и «Ахеменид» — по аналогии с сассанидскими надписями. И у него получилась фраза:
«Такой-то, царь великий, царь царей, такого-то царя сын, Ахеменид».
Он взялся за вторую надпись. Она отличалась от первой немногим. Имена собственные, с которых начинались надписи, были разные, и, кроме того, во второй слово «царь» употреблялось не четыре раза, а три.
Персидские клиновидные надписи:
Но самое замечательное заключалось в том, что одно из имен повторялось дважды. В первой надписи оно стояло на втором месте и фигурировало как имя отца царя («такого-то царя сын»). Во второй же надписи оно стояло на первом месте, — с него начиналась надпись.