Глиняный мост

Выцветшая, но зеленая и продолговатая.

Она лежала там, на Арчер-стрит, восемнадцать.

Она украла проклятую прищепку.

Шесть Хенли

Для Теда и Кэтрин Новак выбора как бы и не было. Если она не попадет в ученицы к Макэндрю, значит, достанется кому-то еще: так пусть уж это будет лучший.

Была кухня и чашки с кофе, когда они ей сообщили.

Позади них громко тикали часы.

Девочка потупила взгляд и улыбнулась.

Ей было считай что шестнадцать, в начале декабря, когда она стояла на лужайке в нашем городе, в конном квартале, с вилкой тостера у ног. Она остановилась, присмотрелась и заговорила.

– Глядите, – сказала она. – Вон там.

Следующий раз был, конечно, тем вечером, когда она перешла дорогу.

«Ну и? А как меня зовут, не хочешь спросить?»

Третий раз – во вторник, на рассвете.

Ученичество ее начиналось только со следующего года, но она бегала с ребятами из «Трай-Колорз» уже несколько недель до того, как это ей назначил Макэндрю.

«Жокеи и боксеры, – говаривал Макэндрю, – это же почти один хрен». И те и другие пристально следят за весом. И тем и другим, чтобы выжить, приходится драться; и опасность, порой смертельная, всегда рядом.

Во вторник в середине декабря она бежала среди боксеров с озерками на загривках. Волосы у нее были распущены – она почти никогда их не убирала, – и ей приходилось стараться, чтобы не отстать. Бежали по Посейдон-роуд. Привычно пахло пекущимся хлебом и железными штуками. Клэй ее заметил на углу Найт-Марч-авеню первым. В те дни он тренировался один. Спортивный клуб он бросил. Она была в шортах и майке-безрукавке. Подняв глаза, она поймала на себе его взгляд.

Майка была линяло-голубая.

Шорты – обрезанные джинсы.

На миг она обернулась и посмотрела на него.

– Привет, чувак! – крикнул один из боксеров.

– Привет, ребята, – но негромко, для Кэри.

В следующий – его выход на крышу. Было тепло, темнело, и он спустился на землю, чтобы поговорить с ней: она стояла одна на тротуаре.

– Привет, Кэри.

– Привет, Клэй Данбар.

Воздух как будто вздрогнул.

– Ты знаешь мою фамилию?

И вновь он отметил ее зубы: не очень ровные, похожие на морские стекляшки.

– Ну да. Знаешь, люди знают вас, пацанов Данбаров.

Она вот-вот рассмеется.

– А правда, что вы держите мула?

– Держим?

– Ты вроде не глухой?

Она решила ему задать!

Но слегка, по-доброму – и он охотно отозвался:

– Не-ет.

– Не держите мула?

– Нет, – уточнил он, – я не глухой. Мул у нас есть с недавних пор. Еще у нас есть бордер-колли, кот, голубь и золотая рыбка.

– Голубь?

Клэй отплатил:

– Ты вроде не глухая? Его зовут Телемах – у наших животных самые кошмарные имена на свете, кроме разве что Рози и Ахиллеса. Ахиллес – прекрасное имя.

– А Ахиллес – это мул?

Он кивнул; девушка придвинулась.

Она развернулась и посмотрела вдоль улицы.

Не задумываясь, оба тронулись с места.

Они дошли до перекрестка, и Клэй посмотрел на ее бедра в джинсах: все-таки он был мальчишка, он замечал. Еще он увидел ее острые лодыжки и поношенные кеды. Когда она двигалась, Клэя смущала ее майка без рукавов и кое-что, подсмотренное под ней.

– Здорово, – сказала она на углу, – что мы поселились на Арчер-стрит.

На нее падал свет уличного фонаря.

– Первый конь, победивший на скачке, от которой замирает страна.

И тут Клэй решил произвести впечатление:

– Два раза. И на первой, и на второй.

Ему удалось, но не вполне.

– А ты знаешь, кто его тренировал?

Тут у Клэя шансов не было.

– Де Местр, – сказала Кэри. – Побеждал пять раз, но никто этого не знает.

И они двинулись дальше по конному кварталу, по улицам, названным в честь скаковых лошадей. Жеребец Посейдон был чемпионом, а еще магазины и кафе с названиями, которые им нравились, например, «Седло и трезубец», галантерея «Кобылья голова» и явный и несомненный чемпион – парикмахерская «Кручу хвосты!»

В конце прогулки, возле Интрити-авеню, которая ведет на кладбище, справа открылся узкий проулок; это была Боббиз-лейн, и Кэри остановилась в ожидании.

– Здорово, – сказала она, приваливаясь к ограде, к штакетинам.

– Назвали Боббиз-лейн.

Клэй тоже привалился в нескольких шагах от нее. Девочка смотрела в небо.

– Фар Лэп, – сказала она, и Клэю показалось, что у нее набежали слезы, и ее глаза в этот миг были щедрыми и зелеными.

– Смотри, это переулок, даже не улица, и его назвали в честь его домашнего имени. Ну разве не прекрасно?

Наступило что-то вроде тишины, только веяние городского запустения. Клэй знал, конечно, известные большинству из нас факты о знаменитых лошадях нашей страны. Он знал о победных сериях Фар Лэпа и как его чуть было не искалечила федерация, назначив слишком большой вес. Знал про Америку, как Фар Лэп отправился туда, выиграл скачку и умер будто бы на следующий же день (на самом деле прошло больше двух недель). Как и большинству из нас, Клэю нравилось, как люди говорят о храбрых или о неутомимых: «Большое сердце, как у Фар Лэпа».

А не знал он того, что Кэри рассказала ему в тот вечер, привалившись к ограде в том неприметном проулке.