Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Громко хлопала дверь.

Теперь он припоминал, что некоторые из его окружения с самого начала отзывались о Мари нелицеприятно. Ольга Сергеевна Пушкина, сестра поэта, писала своему мужу Николаю Ивановичу Павлищеву 12 сентября 1835 года: «Мишель Глинка женился на некоей барышне Ивановой, молодой особе без состояния и без образования, совсем не хорошенькой, и которая, в довершение всего, ненавидит музыку»[281]. К избранницам гениев всегда выставляются завышенные требования, как, например, и к избраннице Пушкина.

Совместно проведенное с четой Одоевских лето 1837 года на даче у Ланских, ближайших родственников жены князя, еще больше разрушало его веру в семейное счастье^{318}. Ольга Степановна Одоевская, прекрасно образованная, фрейлина императрицы, разительно отличалась от Мари. Она часто встречала Глинку, одного гуляющего по парку. Они разговаривали «по душам»:

— Причины твоих несчастий не только в ее характере, Мишель. Не только ее болезнь повлияла на ваши ссоры… Но еще и недостаток воспитания. Твоя жена плохо образована…

Композитор тяжело вздыхал:

— Наше семейное счастие невозможно в таких условиях.

Спасаясь от домашних передряг, Глинка теперь часто бывал у поэта, литератора и издателя Нестора Кукольника^{319}. Он проводил у него не только дни, но и ночи, принимая участие в его художественном салоне.

Кукольник встречал его и горестно обнимал.

— Нет тебе семейного счастья. Тебя, милого, чудесного ребенка, надо беречь и лелеять. А она — Марья Петровна — злит и поминутно раздражает. Пушкин погиб тоже из-за жены…

Друзья, видя его поникший вид, советовали ему разъехаться с женой.

— Страсть ушла, безумная любовь остыла, самолюбие поболит и успокоится, — говорили братья Кукольники и Брюллов, — а вечная любовница Муза принесет утешение.

Друзья улыбались:

— Есть и кроме Музы другие утешительницы… Играй лучше, Миша, и живи для славы русского искусства[282].

Мишель следовал их увещеваниям и, как прежде, обращал внимание на хорошеньких девушек вокруг. Его вдохновляла работа в Театральной школе, где Глинка обучал вокалу четырех прелестных солисток по просьбе Гедеонова.

Мужская «братия»

С литератором Нестором Кукольником Мишель познакомился, видимо, в декабре 1834 года^{320}, в эпоху сочинения «Жизни за царя», на одном из вечеров у графа Виельгорского.

Кукольник после первого общения писал в дневнике: «Я совершенно очарован Глинкою; влюблен в него! Игра его превосходна, изящна, экспрессивна… но пение прошибает до слез!..»[283]

Восторженный романтик нашел в Глинке близкого собеседника. Они были похожи — оба чрезвычайно эмоциональны и чувствительны. Нестор отличался веселым нравом, актерскими дарованиями, к тому же обладал энциклопедическими знаниями, а Глинке нравились образованные и умные люди. Немаловажно, что Кукольник умел давать точные оценки музыке и исполнителям, знал технику композиции, позже сам пробовал сочинять.

Их роднила и постоянная потребность в похвале.

Кукольник восторгался Глинкой:

— Ты у нас будешь музыкальным Рафаэлем! Ты обладаешь страшным запасом сведений о музыке и музыкантах.

Еще никто и никогда так открыто не хвалил и не восторгался Глинкой.

— Давай выпьем на брудершафт, — предложил композитор.

Нестор с радостью согласился.

Они выпили, обнялись, расцеловались и отныне называли друг друга по имени.

Еще летом 1836 года, когда жена с тещей жили за городом, в Петергофе, Глинка поселился у Кукольника. В их распоряжении был весь бельэтаж большого дома статского советника, друга Нестора. Литератор устроил что-то похожее на мастерскую, артистическую артель, наподобие того, как жили художники Средневековья. Каждый творил в своей комнате, а по вечерам все собирались за ужином. Здесь же жил доктор Людвиг Андреевич Гейденрейх, ставший близким другом Глинки и лечившим его до конца жизни. Свое общество они противопоставляли салонной культуре и правилам высшего света. Глинка, столкнувшись и с бюрократией, и с «черным пиаром» в виде слухов и сплетен, боялся света. Как когда-то давно Руссо, так и они с Кукольником теперь проповедовали союз «прекрасных душ», близких по мировоззрению людей^{321}. Сильные эмоции, слезы, меланхолия дополнялись культом простой жизни, желательно на лоне природы. Но вместо природы собирались у Нестора на квартире.

В 1837 году Кукольник собирал регулярный художественный салон по средам, объединявший до пятидесяти человек. В отличие от великосветских салонов Жуковского и Одоевского, куда допускались в основном представители высшего света, к Кукольнику приходили литераторы, живописцы, издатели, критики разных уровней и сословий, разных литературных течений и пристрастий. Его кружок называли «демократическим» или кружком «артистической богемы».