Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Так, возник еще один из мифов вокруг Глинки — о том, что Львов-младший завидовал ему и хотел сместить с должности. Однако если попытаться взглянуть на ситуацию с исторической дистанции, то многое выглядит в ином свете. Чему в действительности мог завидовать Львов? Он — признанный музыкант, скрипач. Его государственная служба и музыкальная карьера двигались с невероятной скоростью. Он занимался любимым делом и жил в достатке.

Надо заметить, что миф о завистниках появлялся на протяжении всей жизни Глинки, часто поддерживаемый близкими друзьями. Роль «злодея» выполняли разные люди — как уже было сказано, Верстовский, теперь Львов, позже граф Виельгорский, а затем композитор, критик Юрий Карлович Арнольд и критик Федор Петрович Толстой. Этот миф часто не имел реальных оснований, возникая даже вопреки им.

В «системе координат» романтиков мир поделен на крайние диспозиции — на «черное» и «белое», как на шахматной доске. Гений не может существовать без своего alter ego в виде бесталанного завистливого ремесленника. Эта диспозиция «ожила» в мифе о Моцарте и Сальери^{325}, который в России нашел благодатную почву и был зафиксирован в «Маленьких трагедиях» Пушкина. Опубликованное в конце 1831 года, это сочинение об отравлении Моцарта завистливым Сальери прочно утвердилось в сознании интеллектуалов. Глинка в восприятии современников был превращен в своего рода русского Моцарта (кто-то говорил, что Пушкин создавал этот образ под впечатлением от общения с Мишелем), а вот злодеем — Сальери — часто становились разные реально существующие люди. Доказательство гениальности можно было найти только в присутствии очередного завистника.

Малороссия: туда и обратно [296]

Через полтора года службы Глинку направили в командировку в Малороссию, то есть на Украину, для набора новых певчих в Придворную певческую капеллу. 28 апреля 1838 года по высочайшему указу Глинка отправился в путь^{326}.

Мишель уезжал из Петербурга с радостью. Он мечтал отвлечься и отдохнуть — от домашних ссор и конфликтов со знакомыми. В начале 1838 года он поссорился с Гедеоновым. Что могло послужить поводом — резкая фраза Гедеонова, плохое настроение, сплетни и кляузы от певиц, жалующихся на сложности партий в опере композитора, — сказать сложно. Глинка вежливо поклонился и ушел… Закончились контакты с Театральной школой, приносящей восхищение талантливых учениц. «Время, проведенное мною с этими милыми полудетьми-полукокетками, принадлежит, может быть, к самому лучшему в моей жизни; их резвая болтовня, звонкий искренний смех, самая простота скромного наряда… — все это было для меня ново и увлекательно»[297], — с ностальгией вспоминал Глинка.

К тому же Глинку, всегда ревностно относившегося к приему у публики, ждало разочарование — его новая ария Людмилы «Грустно мне, родитель дорогой» из сочиняемой им оперы «Руслан и Людмила» была встречена прохладно. В Великий пост 1838 года^{327} ее исполнила восхищавшая композитора Прасковья Бартенева, но даже ее слава не помогла.

Надо заметить, что его творческие отношения с выдающейся певицей-любительницей Прасковьей Арсеньевной продолжались на протяжении всей жизни композитора. Бартеневу он знал еще, когда она находилась в Москве, где ее называли «московским соловьем». Когда в 1835 году она стала фрейлиной императрицы, то потрясла своим талантом двор. Император лично наставлял ее заботиться о своем даре. С ней Глинка разучивал многие свои романсы, передавая итальянскую манеру пения. Он ценил не только ее красоту, голос, но и ум, и манеру общения — простую, без кокетства и всяческой позы. Бартеневу воспевал Лермонтов:

Скажи мне: где переняла
Ты обольстительные звуки,
И как соединить могла
Отзывы радости и муки?

Предстоявшая поездка в Малороссию требовала от капельмейстера Глинки хорошего здоровья и большой ответственности. Сохранившиеся бумаги показывают, что, несмотря на развлечения и приятную компанию, Глинка четко следовал должностным инструкциям — постоянно, в течение четырех месяцев поездки, отправлял рапорты и отчеты. Выделенные деньги — 9 тысяч рублей — потратил аккуратно на обмундирование вновь набранных певчих, их содержание и даже сэкономил почти тысячу рублей.

Подобные экспедиции за хорошими голосами были давней традицией Капеллы. С 1802 года по распоряжению Александра I они были закреплены в законодательных документах, которые предусматривали регулярные отборы.