Гнев Бога

– Подожди, не спеши.

Она, сладко вздыхая, отодвинулась от Вергилия и, прикрыв своё трепещущее тело его тогой, не отрывая от юноши расширенных глаз, подняла крышку небольшого ящика, вынула кувшин с вином и две чаши. Нервно смеясь и проливая вино себе на грудь, египтянка быстро наполнила чашу и протянула её Вергилию, потом наполнила свою чашу. Они, стуча зубами о края чаш, выпили, глядя друг другу в глаза, как люди, которых связывали тысячи уз и жизнь которых бесценна друг для друга.

Вино и кровь ударили в голову юному поэту. Он был полон безумного чувства к лежавшей перед ним соблазнительной египтянке. Его свободная рука скользила по её горячему телу, которое бурно откликалось на каждое прикосновение к нему, и тем самым, возбуждая в Вергилии, ещё большее желание. Она вновь отстранилась от него.

– Нет – нет. А то я своим криком подниму весь Рим. Нам придётся подождать. Это недалеко. Я снимаю дом у одного вольноотпущенника.

Она, фыркая, приоткрыла занавеску и очаровательно кивнула головой в сторону шумной многолюдной улицы, по которой её рабы с трудом пробивали себе дорогу. Египтянка, словно по рассеянности, отпустила руки Вергилия, и тот вновь погрузил свои пальцы в её податливое тело, которое покорно устремилось навстречу его ласкам.

Внезапно уличный шум затих. Рабы опустили носилки. Египтянка вскочила на ноги. Обезумевший от чувств Вергилий с трудом отметил, что они находились в богато убранном доме, похожем на дворец.

Перед ними стоял, невозмутимо глядя поверх голов обнажённой пары молодых людей, толстый человек. Египтянка схватила руку Вергилия и, увлекая его на лестницу, крикнула через плечо:

– Дециум, приготовь нам хороший обед и ужин и принеси наверх!

Едва они вбежали в спальню, как египтянка сильно толкнула Вергилия на ложе, встала над ним и, глубоко вздыхая, начала медленно опускаться на тело юноши, вбирая свой плотью его плоть, трепеща всем телом и откинув голову назад. Когда она опустилась на Вергилия, из её бурно вздрагивающей груди исторгся пронзительный и оглушительный крик.

Пока они торопливо утоляли своё чувство, Дециум вместе с рабами принесли и расставили на столиках рядом с ложем всевозможные кушанья и тихо исчезли за дверью.

Слегка утомившись, любовники плотно поели, а потом вновь предались любовным утехам. Но более продуманно и утончённо. Вергилий забыл, что он поэт, забыл всё на свете и ничего не хотел кроме созерцаний и объятий трепетной египтянки.

Потом она, утомлённая и уставшая, с нежной улыбкой на лице, милостиво позволила ему тщательно и внимательно рассматривать себя. Задерживала руки юноши там, где они доставляли ей более сильно наслаждение.

Незаметно для них закончился день, и наступила ночь. За окном вдали где-то зазвучал топот ног, потом раздался женский крик: «Помогите! Помогите!»

Египтянка порывисто вскочила с ложа и метнулась к окну.

– Я люблю смотреть, как убивают людей! Вот так ночью, неожиданно!

Вергилий тоже выглянул в окно. В лунном ярком свете хорошо была видна пустынная улица, по которой, изнемогая от усталости, бежала женщина. За ней, быстро настигая, мчались трое мужчин. Вот она запнулась, упала и, приподнявшись, покорно подставила спину убийцам, вжав голову в плечи. Над ней блеснули кинжалы, и женщина затихла у ног убийц. Один из них негромко обратился к старшему:

– Манасия, что будем делать с семенем предателя?

Тот с удовлетворённым вздохом распрямился, утёр со лба пот и, задумчиво глядя на то, как от мёртвого тела растекается по сторонам лужа крови, с досадой в голосе сказал:

– Пока нам его не достать . Но вы двое, Захарий и Ефрем, будете следить за ним и в удобный момент…– он резко махнул рукой перед своим лицом. – А если вы узнаете, что он решил вернуться в Иудею, то охраняйте его, как зеницу ока. Для меня.

Манасия рывком поднял голову и посмотрел вдоль улицы, в глубине которой зазвучали шаги многих людей и бряцанье оружия.

– Сюда идёт стража. Спрячьте её в тень. Быстро.

Египтянка оторвалась от подоконника и, раздувая ноздри, сверкая глазами, восхищённо прошептала:

– Как хорошо.

Она страстно кинулась в объятия Вергилия, и они вновь вернулись на ложе и с неистовым пылом предались любовным утехам.

Между тем, группа людей, что шла к месту убийства, остановилась против дома, где находились любовники, и кто-то, подойдя к дверям, сильно ударил по ним молотком.

– Дециум, открой!

– Кто там? – дрогнувшим голосом откликнулся вольноотпущенник.

– Это говорю тебе я, твой господин Гортензий Флакк.

Двери с шумом распахнулись, и любовники услышали, что сенатор быстро прошёл в зал, грубо спросил:

– В доме кто-нибудь есть?

– Только рабы, господин.

– Хорошо. Иди на улицу и следи…

– За кем, господин?

– За улицей, осёл!