Гнев Бога

Боковым зрением первосвященник заметил, как по лицу Анны скользнула насмешливая улыбка, и расслышал его язвительные слова:

– А ведь утром находился при смерти.

Но Каиафе было не до этого. В зал медленно вошёл Иешуа и остановился, глядя себе под ноги и чувствуя ненависть сидящих людей. Он был один, как всегда, один. В полной тишине учитель поднял голову и со стоном воскликнул:

– Зачем я здесь?! Если мне всё равно смерть!

– Мы тебя судить будем, – сказал Каиафа.

– За что? Разве я нарушил хоть одно слово Писания?

В голосе учителя звучала мольба. Он хотел жить.

Каиафа видел смятение учителя и приятно улыбнулся.

– Надейся, человек, и ты спасёшься. И выйдешь отсюда свободным.

– Ты лжёшь, – ответил Иешуа.

Первосвященник всплеснул руками и несколько секунд яростно поедал глазами нищего учителя. Наконец, выдохнул:

– Я хотел спасти тебя, глупый ты Иешуа. Но теперь…после этих слов… видишь: ты сам виноват. Отвечай: Мессия ли ты?

– Нет.

– Но ведь ты говорил ученикам: Мессия.

Члены синедриона, возмущённые поведением учителя и тем, что Каиафа слишком долго, по их мнению, говорил с ним, закричали:

– Пускай он умрёт! Или вместо него погибнет весь город!

Иные же, более благоразумные, спрашивали друг друга:

– Его нужно отдать на побитие камнями по закону Моисея. А кто это сделает? Народ не поднимет руку на него.

Первосвященник, недовольный этими криками, грозно посмотрел в сторону судей, заставил взглядом замолчать всех и жестоким голосом сказал:

– Анна, составь приговор синедриона!

И он рванул учителя на террасу дворца. Люди при виде Иешуа заплакали, завопили:

– Мессия! Приди к нам!

Жестами Каиафа потребовал тишины и, указывая на учителя, обратился к людям:

– Вот! Спросите его: Мессия ли он? И если сей человек скажет: «Да», я отведу его в Храм Отца Его.

И, оставив учителя перед стоящей внизу толпой иудеев, недоумённых, растерянных, робко вопрошающих: «Мессия, мы понимаем. Ведь он приказал тебе солгать» – первосвященник, яростно сверкая глазами, стремительно ушёл в зал. Нетерпеливо махнул рукой, сидевшему за столом Анне.

– Ну, скорей, скорей.

Члены синедриона один за другим ставили на документе против своих имён короткое «да» и прислушивались к людскому рёву на улице. Каиафа вырвал куски папируса из под руки Анны, быстро просмотрел, скатал в трубку и протянул священнику.

– Иди к прокуратору.

Между тем, народ обрушил град камней на Иешуа. Каиафа, видя это и боясь, что учитель мог погибнуть до того, как Понтий Пилат должен был поставить подпись на документе, а так же видя, что стражники, вжимая головы в плечи, бежали с террасы, вышел к Иешуа. Не склоняя головы под летящими навстречу камнями, он неторопливо увёл учителя в зал.

Теперь Иешуа хотел умереть, но у него не было сил вырваться из крепкой руки первосвященника и вернуться на террасу, не было сил разжать губы и попросить Каиафу, как о милости – дать ему смерть.

Чувство стыда заполнило его душу. Каждая секунда жизни для учителя была мучительным, невыносимым страданием. И когда перед ним и первосвященником появился взмокший Анна со свитком папируса и раскатал его перед лицом Иешуа – тот облегчённо перевёл дух.

Каиафа, продолжая держать учителя за плечо, сильным движением руки бросил его вперёд в сторону двери, и, сопровождаемый членами синедриона, быстро спустился по лестнице вниз, вывел учителя из дворца на площадь, к ревущей толпе. И он уже было, отступил назад, удовлетворённый тем, что всё кончилось так легко, равнодушный к тому, что сейчас могло произойти с учителем, и готов был шагнуть через порог, но вдруг заметил нечто странное. К многотысячной толпе, которая прихлынула к Иешуа и начала забрасывать его камнями, стремительно скакали трое римских всадников. Не останавливаясь, они врезались в людское море, давя, разбрасывая озлоблённых людей по сторонам. Они пробились к упавшему Иешуа всего в нескольких локтях от изумлённого, ничего не понимающего Каиафы. И пока двое, угрожая мечами и криками: «Сюда идёт римский отряд!» – обратили в бегство иудеев, третий – в золотом облачении центуриона, спрыгнул на землю, поднял окровавленного, неподвижного учителя и бросил его поперёк седла.

Каиафа узнал в центурионе иудея. И хотя никогда не видел его раньше, но понял, что перед ним находился дезертир претория Иуда. Только такой человек мог совершить безумный поступок в городе, полном римских солдат.

Каиафа отступил назад и сделал знак страже: стоять на месте. Мысль, что Иуда выполнял волю прокуратора, удержала его от желания схватить дерзкого ученика Иешуа. Когда трое всадников умчались в ближайшую улицу, Каиафу охватило предчувствие, что он завтра мог потерять сан первосвященника. Он застонал. Его глаза увлажнились слезами отчаяния, но уже через несколько секунд владыка, придя в себя, обернулся к страже, чтобы послать её в след беглецам, и заметил стоявшего рядом египтянина.

– Позволь мне, владыка, выполнить твою волю.

– Неужели ты сможешь удержать этих проклятых учеников Иешуа?

– Да, только дай мне хорошую цену за голову учителя, и он завтра будет распят римлянами.

– Сколько ты возьмёшь за него?