Гнев Бога

Пизон криво усмехнулся, и, не обращая внимания на крики принцепса, понимая их, с удовольствием погрузился в те сладостные видения мести, которые он долгие годы лелеял в душе: «Вначале я покончу с Германиком, а потом с Тиберием и стану Цезарем. Сама судьба заставляет принцепса отдать в мои руки своего сына. Что ж, тем лучше».

– Пизон! Пизон! – окликнул его Тиберий, – Надеюсь, ты понял, что жизнь Германика священна?

– Да, Цезарь.

– И ты будешь во всём следовать его указаниям?

– Да, Цезарь.

В голосе Пизона было столько страсти, что Тиберий усомнился в том, что новый наместник правильно понял его желание, но он не решился вновь заговорить о судьбе Германика. И, жестоко страдая от того, что теперь он – Цезарь – находился во власти проходимца, быстро махнул рукой в сторону двери.

Пизон вышел. Спустя минуту Тиберий позвал к себе Иуду, настороженно глянул в его спокойное лицо. «Конечно, он всё слышал, но он ещё так молод, что вряд ли осмелится предупредить Германика».

– Иуда, Германик просил за тебя. И я решил, что когорту претория, которая будет охранять моего сына, возглавишь ты в звании военного трибуна.

Щёки Иуды в мгновенье вспыхнули. Тиберий отеческим жестом сжал плечи центуриона.

– Я знаю, Иуда, что вы – иудеи – люди не только храбрые, но и люди чести. – Принцепс сильно указал пальцем в сторону двери и с ненавистью зарычал: – Вот человек, который только что вышел через эту дверь, мечтает о смерти Германика. Я не в силах обуздать его дикий нрав. Но если он посмеет причинить вред моему сыну, то ты должен будешь убить его.

– Государь, я могу это сделать сейчас, пока он не ушёл далеко.

– Нет – нет, Иуда…Возможно, я ошибаюсь…возможно, он просто грубый человек, а в душе…хороший. Но ты всё-таки будь настороже. А теперь иди.

В полном смущении юный центурион покинул дворец и, увлекаемый толпой, которая спешила на бесплатные зрелища в театры и амфитеатры, зашагал вместе со всеми в одном направлении.

Зная всё о заговоре против Германика, Иуда, тем не менее, действительно, не мог предупредить полководца из страха прослыть в его глазах низким шпионом. А с другой стороны он не мог стать предателем Цезаря, которому он служил и который благоволил к нему.

Все эти мысли так жестоко мучили юного преторианца, что он уже был не рад повышению в звании. Иуда был настолько сильно расстроен, что не заметил, как мимо него, расталкивая людей, быстро прошёл Антипатр, вытягивая вверх голову и взмахивая венком, пытаясь этим привлечь внимание Иродиады. Она плыла над головами людей, сидя в носилках, и рассеянно листала книгу Овидия «Наука любви», в своё время запрещённую Августом, как безнравственную и опасную для юношества. Антипатр не читал эту книгу и поэтому, едва он пробился к носилкам, как тотчас, тяжело отдуваясь, сказал племяннице:

– Иродиада, хорошо ли ты подумала о том, что я предложил тебе вчера?

Молодая женщина сделала протестующий жест и гневно посмотрела на Антипатра, но тут же опустила взгляд вниз. Быть царицей одной из богатейших стран мира. Царицей, которую римляне, сейчас равнодушные к ней, будут встречать выходя далеко за городские стены. Славить её имя, её красоту…

Выражение лица Иродиады смягчилось. В нём уже не было ни гнева, ни равнодушия, но было любопытство, что внушило Антипатру смелость и надежду. Он сжал рукой перекладину носилок и, сильно подавшись к молодой женщине, страстно заговорил:

– Если ты станешь моей женой, я тебя осыплю золотом.

– Антипа, ты предлагаешь мне цену, как рабыне. Так не лучше ли обратиться к моему нищему Филиппу и купить у мужа меня, – насмешливо ответила Иродиада.

Но разгорячённый Антипатр яростно продолжал говорить:

– Ты будешь жить в моих дворцах, как свободная римлянка. Я подарю тебе самые совершенные, удивительные по красоте ожерелья, кольца, браслеты…

– Да – да, я знаю, Антипа. Люди говорят, что эти драгоценности ты украл у своего отца Ирода Великого.

Антипатр со стоном отступил от носилок и, идя рядом, в озлоблении прошептал:

– Кто ей мог это рассказать? О, если бы я нашёл этого наушника.

И он, не изменив выражение на лице, искажённое гримасой злости, вновь повернулся к Иродиаде.

– Дай мне надежду.

Его облик был ужасен и комичен в эту минуту, и люди смеялись над ним, но он, опьянённый чувством любви, сумасшедшими глазами смотрел на Иродиаду и не замечал римлян.

– Дай мне надежду, – вновь повторил Антиаптр.

В этот момент Иродиада увидела Иуду. И её лицо до этого гордое и презрительное мгновенно стало взволнованным. Она умоляюще простёрла к царю руку.

– Хорошо, Антипа, я подумаю над твоими словами, а сейчас уходи.

– Когда же я услышу ответ?

– Ну…я не знаю…

– Говори, иначе я не уйду от тебя.

– Завтра скажу.

Антипатр облегчённо вздохнул и, не отходя от носилок, подозвал к себе Кондратия, взял у него из рук огромные мешки с золотом, показал их Иродиаде.

– Такой подарок римскому народу я делаю каждый день.

Он приказал сотнику раздать народу деньги. И под громкие крики приветствия и похвалы ушёл прочь.