Гнев Бога

– А это, как они считают, посланец Бога и наследник давнишнего царя Иудеи Давида.

– И что? Все эти Мессии – его родственники?

– Нет, но они так говорят

– И это всё?

Панфера помедлил с ответом, по-своему жалея иудеев, понимая, как мог поступить Понтий Пилат после его слов и со вздохом сказал:

– Эти безумцы распускают слух, что они, якобы, пришли к иудеям на царство иудейское, что они освободят иудеев от владычества Рима.

– И ты, Панфера, позволял им шататься по Иудее?

– Я всего лишь комендант крепости Антония. К тому же Мессии в момент опасности удаляются на землю Антипатра, в Галилею.

– Довольно. Смутьяны глумятся над величием Рима, и они должны быть распяты на кресте!

Понтий Пилат сказал эти слова чётко и громко, обратившись лицом в сторону Храма, чтобы народ слышал его. И, торжествуя, что он – Понтий Пилат – уничтожил уютный мирок Панферы и обрёк его на людскую ненависть, ещё более громко воскликнул:

– Я назначаю тебя, Панфера, командиром карательного отряда!

И, удовлетворив свою маленькую месть, Понтий, уже не чувствуя к коменданта прежнего раздражения, вновь повернулся к Храму. Он глянул вниз, на его третий двор, где широко дымил огромный жертвенник и стоял изумлённый народ. Взгляд Пилата остановился на худощавом иудее, державшем в руках маленького козлёнка.

Молодой иудей, как и многие из тех, кто был рядом с ним, кроме левитов, которые заняты были своей работой, смотрел на прокуратора, без укора и возмущения. В его лице была только благожелательность. И этим он выделялся среди своих насупленных, угрюмых соплеменников. Понтий отметил, что этот иудей был бы хорош в Риме или в Ахайе, что, видимо, он умел хорошо говорить и умел нравиться людям. И он – Понтий – человек, в общем-то, не злой, прямодушный, с удовольствием послушал бы этого странного нищего. Ведь беседовал же с Диогеном Синопским сам Александр Македонский.

Рядом с Понтием глубоко вздохнул Панфера. Он тоже смотрел на иудея и, видя, что его сын ничего не добился в жизни, стал нищим, в досаде отвернулся от Храма. А Понтий, расценив огорчённый вздох Панферы, как его страдание по поводу перемещения на лагерную службу, с добродушной улыбкой сказал:

– Ты по-прежнему останешься комендантом крепости и будешь моим советником в делах города и Иудеи.

Когда ученики Иешуа заметили, что новый прокуратор, подавшись вперёд, устремил свой взгляд на их учителя, они в страхе попятились от него и спрятались: кто за угол жертвенника, кто за связки дров, кто за гигантскую чашу, из которой левиты брали воду для мытья жертвенного скота и для омовения ног и рук тех, кто входил в здание Храма.

Иуда, боясь, что Понтий Пилат мог узнать его, повернулся к нему спиной. Андрей, выглядывая из-за жертвенника, умоляюще попросил Иешуа:

– Учитель, да за что ты нас губишь? Уж сам-то идёшь – иди, а мы-то причём?

И он сделал знак всем ученикам, и когда те, опасливо поглядывая на Иешуа и на прокуратора, собрались в кружок за чёрным столбом дыма, Андрей заговорил:

– Братья, мы должны решить: ходить ли нам с учителем? Он ищет смерти, а нам-то зачем?

– Да, хлебнём мы с ним горя, – со вздохом ответил Пётр. – Но я не откажусь от него. Знаю, что учитель – Мессия. И через него я попаду в Царствие Божия. А вы, как хотите.

Вперёд выступил Фома.

– Надо пытать его: когда он даст Царствие или укажет дорогу? А то ходим, ходим, а дела – то нет.

После этого Андрей обратился к Ивану:

– Ну, а ты, брат, что скажешь?

– А то и скажу: Иуду он любит и называет «возлюбленным братом». А нам говорит: брат. Не по душе мне это.

Все ученики при упоминании об этом стали обиженно вздыхать, засопели, бросая сердитые взгляды на учителя.

Матвей раздражённо буркнул:

– А если он так с нами, то чего мы ходим с ним? Давайте будем сами по себе ходить.

Фома в изумлении развёл руками в стороны.

– А толку-то, братья? – И он, заметив, что прокуратор и Панфера покинули боевую площадку крепости, быстро подступил вместе с Петром к Иешуа. – Учитель, мы в сомнении: будет ли нам дорога в Царствие Божия, как ты говорил?

–Будет, Фома.

Пётр оттеснил могучим плечом тонкого, длинного Фому и, сердито сверля взглядом доброе лицо Иешуа, едва ли не с угрозой сказал:

– Учитель, я люблю тебя больше всех, а ты мне говоришь: брат. Обидно.

– Прости, Пётр, возлюбленный брат.

Рыбак быстрым движением закрыл рукой довольную улыбку и, в смущении потупись, досадуя на себя за то, что он сердился на учителя, растроганно уткнулся лицом в его одежду и проникновенно заговорил:

– Я вот недавно ночью увидел: комары. И сидел около тебя и гнал их веткой, да и от других тоже.

Иешуа обнял Петра и тихо шепнул ему на ухо:

– Я не спал, и моя душа умилялась твоим поступком.

Пётр с увлажнёнными глазами, восхищённый, хмыкая носом, ответил:

– Учитель, хоть ты не признаёшься, а я вижу: Мессия. Отродясь таких людей не было на свете.

Тут рыбак заметил, что ученики, которые стояли вокруг Андрея, склонились к нему головами. Пётр, полный любопытства, метнулся к ученикам, услышал последние слова Андрея:

–…не за того Иуда выдаёт себя.

Пётр торопливо вошёл в кружок и оживлённо спросил:

– А за кого он себя выдаёт?