Гнев Тиамат

До Джиллиан наконец-то дошел посыл. Она насмешливо отсалютовала и неторопливо вышла.

Алекс открыл рот, но Бобби ткнула в него пальцем:

— Заткнись.

— Понял. — И Алекс сказал не то, что намеревался: — День безделья на станции. Вот бы Наоми была неподалеку. Мы бы сделали нечто больше, чем просто съели вместе дерьмовый киббл.

— У нее своя задача.

Губы Бобби сжались в тонкую бледную полоску.

— Итак, — продолжил Алекс, — ты расскажешь мне, что между вами, или мне это из тебя выбить?

Застигнутая врасплох Бобби, как Алекс и надеялся, лающе хохотнула. Как будто моська угрожала слону, и Алекс улыбнулся, показывая, что шутит.

Бобби вздохнула.

— Она всё еще считает, что мы должны вести переговоры. По данному пункту мы расходимся. Те же яйца, только в профиль.

— Она многое потеряла и боится потерять всё.

Бобби взяла Алекса за локоть и сжала в знак признательности.

— И вот на этой почве я и стараюсь прийти с ней к согласию, друг мой. В битве подобной этой, если ты не готов пожертвовать всем ради победы, то потеряешь всё, проиграв.

Глава четвертая

Тереза

— Мы не знаем, как они себя называли, — сказал полковник Ильич, растянувшись на траве и закинув руки под лысую голову. — Мы даже не знаем, называли ли они себя как-то. Может, они обходились вообще без языка.

Тереза знала полковника Ильича всю жизнь. Он был такой же частью вселенной, как звезды и вода. Спокойный и рассудительный человек среди других спокойных и рассудительных людей. Отличало его то, что он всецело сосредоточился на Терезе. А еще — он ее не боялся.

Он потянулся.

— Кое-кто называет их протомолекулой, хотя это просто инструмент. Всё равно что назвать людей гаечными ключами. Скорее уж, создатели протомолекулы, но это как-то длинно. «Первичный организм», «чужие» или просто — Создатели. Всё это примерно одно и то же.

— А вы как их называете? — спросила Тереза.

Он хмыкнул.

— Я называю их римлянами. Великая империя, возникшая и павшая в античности, которая оставила после себя дороги.

Интересная мысль. Тереза покрутила ее в голове несколько секунд, пробуя на вкус. Аналогия понравилась ей не из-за точности, а потому что вызывала массу образов. Для этого и нужны аналогии. Ее разум бродил по этой кроличьей норе несколько секунд, рассматривая, что там есть интересного, и решил спросить Тимоти, что думает он. Его точка зрения всегда удивляла Терезу. Вот почему он ей нравился. Он боялся ее не больше, чем полковник Ильич, но уважение Ильича отдавало уважением к ее отцу, и потому оно становилось... не то чтобы менее ценным. Просто другим. А Тимоти весь принадлежал ей.

Молчание слишком затянулось. Ильич ждет от нее реплику, но о Тимоти уж точно говорить не стоит. Тереза нашла нужную фразу:

— Так значит, именно они всё это построили?

— Не всё. Врата, строительные платформы и дроны-ремонтники. Все эти артефакты. Но поначалу в других мирах существовала жизнь. Стабильное воспроизводство жизни — не такой уж редкий случай, как мы привыкли думать. Немного воды, немного углерода, достаточный приток энергии от солнца или термальных источников. И через несколько миллионов лет, скорее всего, что-нибудь возникнет.

— А если не возникнет, то римлянам не с чем будет работать.

— Нам известны тысяча триста семьдесят три таких случая, — сказал Ильич. — Это немало.

Миры колоний, включая систему Сол, попали в сеть врат потому, что там зародилась подходящая для римлян жизнь. Несколько сотен систем в галактике, состоящей из миллиардов. Ильич достаточно стар, чтобы это казалось ему чудом. В отличие от него, Тереза выросла уже не в одинокой вселенной. Хотя она и росла в своего рода одинокой вселенной, но совсем другой.

Она закрыла глаза и обратила лицо к солнцу, почувствовав кожей приятное тепло и свет. Яркий свет проникал сквозь веки, и всё стало выглядеть красным. В крови словно вспыхнула термоядерная реакция.

Она улыбнулась.

Тереза Анжелика Мария Бланкита Ли-и-Дуарте знала, что она необычный ребенок, это было как знание о том, что отраженный от ровной поверхности свет поляризуется. Не особо полезный научный факт. Она единственная дочь Первого консула Уинстона Дуарте, что само по себе означало необычное детство.

Всю жизнь она провела в Доме правительства Лаконии, лишь иногда тайком выбираясь из него. С детства к ней приводили других детей, чтобы было с кем дружить и учиться. Обычно из самых привилегированных семей империи, но иногда отец просто хотел, чтобы она познакомилась с разными людьми. Хотел, чтобы она сблизилась с ними, как в обычной жизни. Как если бы она была обычным четырнадцатилетним подростком. И это более-менее получалось, но раз она могла судить только по собственной жизни, ей трудно было определить, насколько.

Терезе казалось, что это, скорее, знакомые, чем друзья. Мюриэль Коупер, Шань Элисон были ей ближе остальных, по крайней мере, они обращались с ней, как с другими сверстниками.

А еще Коннор Вейгель, учившийся вместе с ней почти с самого начала. Он занимал особое место в ее сердце, но, что странно, Терезе не хотелось в этом копаться.