Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Тем временем литературная жизнь в Казанском университете настолько оживилась, что молодые поэты почувствовали необходимость объединиться. Это привело к возникновению весной 1806 года Общества вольных упражнений в российской словесности со своим «Журналом текущих дел», постоянным днем заседаний (каждую неделю – в субботу), со своим порядком работы и т. д. Председателем общества стал преподаватель Н. М. Ибрагимов, не потерявший связи со своими учениками, нынешними студентами; в число же членов вошли Иван и Александр Панаевы, Д. Перевощиков, П. Кондырев, исполнявший роль секретаря, и другие. В начале следующего года в общество был принят и Аксаков, который среди прочих сочинений передал на суд товарищей известное нам стихотворение «К соловью».

Увлекались студенты и театром, интерес к которому особенно возрос под влиянием гастролей П. А. Плавильщикова.

Известный драматург и теоретик театра, один из крупнейших русских артистов того времени, Плавильщиков выступал на казанской сцене и как исполнитель, и как постановщик новых спектаклей. Все местные театралы оживились; Аксаков же с его давней склонностью к актерскому искусству был особенно возбужден, находился в постоянно приподнятом, праздничном настроении. «Игра Плавильщикова открыла мне новый мир в театральном искусстве… Яркий свет сценической истины, простоты, естественности тогда впервые озарил мою голову».

Правда, современники рисуют несколько иной портрет знаменитого актера. По словам драматурга и критика Ф. А. Кони, Плавильщиков принадлежал к «атлетам трагического котурна», он обладал «талантом могучим и деятельным, но закованным совершенно в условия тогдашней сцены». Таких, как Плавильщиков, «можно было скорее назвать живописцами лиц на сцене, чем представителями. Они были прекрасные копии с классических статуй Древнего Рима и Греции, но не образцы людей, выхваченных из жизни действительной». Как все это согласовать со словами Аксакова о «сценической истине, простоте, естественности» Плавильщикова?

Художественная правда – сложное и многоликое понятие, принимающее свое особенное выражение в разных направлениях и школах. Трудно назвать в прошлом такую художественную школу, которая бы вообще открещивалась от правды, избрав своим девизом ее антипод – неправду. Была своя правда и в театре классицизма, к которому – как трагический актер и как автор трагедий – принадлежал Плавильщиков, и все это очень чутко уловил молодой Аксаков. Ведь в лице Плавильщикова он впервые столкнулся с актером высокого профессионализма и настоящей выучки, который хотя и не отказался от свойственной классицизму статуарности, подчеркнутой величественности жестов и выступки, но все же не впадал при этом в дешевые эффекты и доморощенную красивость, как большинство провинциальных (да и не только провинциальных) актеров. На этом фоне представление «копий с классических статуй» являлось большим шагом вперед в сторону простоты и истинности. Недаром о благотворном примере Плавильщикова убежденно говорил своему ученику Карташевский, известный нам своей приверженностью и пристрастием к классицизму. Он «был очень доволен, – вспоминал Аксаков, – что я увижу настоящего артиста и услышу правильное, естественное, мастерское чтение, которым по справедливости славился Плавильщиков».

Следует учитывать и то, что игра знаменитого актера видоизменялась в зависимости от материала и жанра пьесы. «Плавильщиков, – писал тот же Ф. А. Кони, – бывший в трагедии художником просто пластическим, увлекался чувством и природою в драмах, которые тогда называли мещанскими трагедиями. Такое название дано им потому, что они изображали происшествия частной жизни, а не полубогов и не царственные добродетели. Особенно хорош был Плавильщиков в драме „Отец семейства”. Он трогал зрителей до слез: простота и непринужденность его были увлекательны». Это значит, что в пьесах, представляющих простых частных лиц и повседневные события, в игре актера уже пробивались ростки сценического реализма, которые набрали потом такую силу в творчестве Щепкина.

От внимания молодого Аксакова не ускользнули новые краски игры Плавильщикова. Хотя он говорил, что «равно восхищался им и в трагедиях, и в комедиях, и в драмах», но в общем все же отдавал предпочтение последним перед первой. «Мы вгляделись в его игру и почувствовали, что он гораздо выше в „Боте”, чем в „Дмитрие Самозванце”, в „Досажаеве”, чем в „Магомете”, в „Отце семейства”, чем в „Росславе”».

С одной стороны, здесь трагедии, типичный репертуар театра классицизма: «Дмитрий Самозванец» Сумарокова, «Магомет» Вольтера в переводе П. Потемкина, «Росслав» Княжнина. С другой – противопоставляемые этим трагедиям комедии и мещанские драмы: «Бот, или Аглинской купец» Эрнеста и Ж. Сервьера в переводе П. Долгорукова, «Досажаев», то есть «Школа злословия», английского драматурга Шеридана в переводе И. Муравьева-Апостола и уже упоминавшийся выше «Отец семейства» французского писателя-просветителя Дидро в переводе Н. Сандунова.