Читаем Гнезда русской культуры (кружок и семья) полностью

Под влиянием Плавильщикова Аксаков стал серьезнее смотреть и на собственные актерские опыты. «Я почувствовал все пороки моей декламации и с жаром принялся за переработку моего чтения». Переработка, видимо, состояла в освобождении от вычурности, грубых эффектов, в усвоении большей простоты и естественности, то есть в приобретении тех достоинств, которые покорили Аксакова в игре Плавильщикова-трагика.

Но вместе с тем возрос интерес Аксакова и его товарищей к комедийному репертуару. Когда было решено основать свой университетский театр (вначале спектакли давали в одной из маленьких комнат казенных студентов, а потом перенесли в классную комнату), то в его репертуар были включены комедии и мещанские драмы «Так и должно» Веревкина, «Ненависть к людям и раскаяние» Августа Коцебу и т. д.

В пьесе Веревкина Сергей исполнял роль старого заслуженного воина, которого власти подвергли незаконному аресту и жестокому обращению. Для вящего впечатления Аксаков явился на сцене в солдатском изорванном сюртуке одного из университетских сторожей-инвалидов, на голове имел парик, напудренный мелом, а на руках цепи, заимствованные у дворовой собаки, «которая на этот вечер получила свободу и кого-то больно укусила».

«Я, с моей собачьей цепью, произвел сильный эффект и был провозглашен большим талантом», – вспоминал не без улыбки Аксаков. Но к заявлению этому следует отнестись очень серьезно: у Сергея Тимофеевича было незаурядное актерское дарование, и впервые обнаружилось оно еще в студенческие годы.

Вскоре в жизни Аксакова произошла перемена.

В 1806 году, поссорившись с начальством, ушел из университета Карташевский. Он переехал в Петербург и поступил на службу в новообразованную Комиссию составления законов.

Перед отъездом Карташевский побывал у Аксаковых, с которыми все больше сближался. Дружески беседовал с родителями, невольно задержал взгляд на Наденьке, «милой сестрице» Сережи, отметив про себя, что девочка заметно повзрослела и похорошела…

Тогда же, видимо, было решено определить Сергея на гражданскую службу в Петербурге.

В январе 1807 года Аксаков оставил университет, а в марте получил аттестат.

Его университетское обучение длилось не более двух лет. Рекордно мало, если вспомнить, что Н. В. Станкевич и его друзья находились в стенах Московского университета четыре года (один курс был ими пройден повторно ввиду эпидемии холеры), а современное университетское обучение продолжается, как известно, пять лет.

Всего же систематическое образование Аксакова, считая с момента возвращения его в гимназию, продолжалось лишь пять лет.

Поэтому результаты этого периода его жизни оказались двойственными. С одной стороны, вынесенный им из ученических лет запас сведений не отличался глубиной и основательностью. Только обширной начитанностью в художественной литературе – русской и западной – мог он похвастаться, но не систематическим усвоением главных дисциплин. «Во всю мою жизнь чувствовал я недостаточность этих научных знаний, и это много мешало мне и в служебных делах, и в литературных занятиях».

Но с другой стороны, в гимназии и особенно в университете Аксакову довелось приобщиться к той благотворной и живой стихии юношеского товарищества, которая в начале позапрошлого века взрастила цвет русской интеллигенции: Пушкина, Кюхельбекера, Дельвига – в Царскосельском лицее; Станкевича, Герцена, Белинского – в Московском университете; Языкова – в Университете города Дерпта (Тарту).

В. Д. Комовский, близкий товарищ поэта Н. М. Языкова, писал ему о значении русских университетов: «Жизнь университетская есть единственный уголок нашего тягостного мира телесных мыслей и забот, куда еще укрылась и где еще таилась поэзия бытия… Это героический век в жизни современной – гомеровский…». Почти в тех же словах отзывался об университетской «поэзии» и Аксаков: «Там разрешались молодые вопросы, там удовлетворялись стремления и чувства! Там был суд, осуждение, оправдание и торжество! Там царствовало полное презрение ко всему низкому и подлому, ко всем своекорыстным расчетам и выгодам, ко всей житейской мудрости – и глубокое уважение ко всему честному и высокому, хотя бы и безрассудному».

До гимназии и университета Аксаков знал лишь поэзию семейственных преданий, домашнего очага, родственного общения с природой. Нелегко далось Аксакову вхождение в новый круг, оно стоило ему нервных потрясений и кризиса. Но в конце концов жизнь взяла свое, и прежний замкнутый мир был широко раздвинут с помощью новых впечатлений, порожденных литературными спорами, театральными постановками, первыми сердечными тревогами – словом, всем строем чувств и переживаний молодого, набирающего силу дружества.

Глава пятая

В Петербурге и Москве

С наступлением зимы 1807 года семейство Аксаковых отправилось в Москву, а весною следующего года, после жительства в старой столице, приехало в Петербург – определять Сереженьку на службу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное