Гнездо

– Да. – Он прищурился, шагнул прочь от света и проморгался. – Мелоди?

– Привет, – довольно робко произнесла она. – Я принесла тебе ланч.

– Давай начистоту, – сказал Джек. – Ты принесла мне эти дивные сэндвичи, и печенье, и даже бутылку газированной воды по конской цене, потому что хочешь, чтобы я тебе дал совет по поводу твоей дочери-лесбиянки?

Мелоди вздохнула и вытащила какой-то темный пожухлый салатный лист из своего сэндвича. Почему простой сэндвич с индейкой теперь днем с огнем не найти?

– Это еще что? – сказала она, нюхая салат. – Рукола. Фу. Куда делся старый добрый айсберг?

Она положила сэндвич и взглянула на Джека.

– Мне не то чтобы нужен совет… Я просто… Не знаю, чего я хочу, если честно. Наверное, я просто немножко боюсь.

– Того, что у тебя гомосексуальный ребенок?

– Нет! Того, что я – паршивая мать.

– Потому что она лесбиянка?

– Я не пытаюсь быть скотиной, Джек. Меня никогда не напрягало, что ты гей. Ты сам знаешь. Никого из нас не напрягало. Это ты никого не позвал на свадьбу, и зря, потому что мы все очень хотели бы там быть. Твоим племянницам тоже не повредило бы увидеть, как женятся их дяди-геи.

– Ну, теперь у них будут места в первом ряду на грандиозном разводе.

Мелоди положила сэндвич.

– Серьезно?

– Боюсь, что да.

– Но почему? Неужели никак нельзя все исправить? Что произошло?

– Я сделал огромную глупость. Можем поговорить о чем-нибудь другом?

– Конечно.

Они сидели за прилавком в торговом зале, возле витрины с драгоценностями.

– Красивые, – сказала Мелоди, взяв в руки красную кожаную коробочку с винтажными часами.

– Да, красивые. Эти часы я подарил Уокеру на свадьбу.

– Он их вернул?

– Вообще-то он перепродал их тому, у кого я их купил, и тот человек сообщил мне, а я выкупил.

– Прости. Очень грустно это слышать.

– Оно и было грустно. Очень. Особенно из-за того, что он продал часы, чтобы купить гребни для моих длинных волос, а я, не зная об этом, продал волосы, чтобы купить кожаный футляр для часов.

Мелоди улыбнулась и положила часы обратно на прилавок.

– Мы продаем дом. – Она сжала переносицу большим и указательным пальцами. Ей очень не хотелось снова плакать при Джеке.

– Наш дом тоже выставлен на рынок.

– Говорят, он на подъеме. Рынок, – сказала Мелоди, повторяя слова Уолта.

– В жопу рынок.

– Ага.

Они пару минут сидели молча, жевали свои сэндвичи с индейкой, стараясь друг на друга не смотреть. Потом Мелоди сказала:

– Помнишь приятелей, которые у тебя были в старших классах?

– Господи, у нас ланч с расспросами и воспоминаниями? А то я не в настроении.

– Нет. Я хочу кое-что узнать.

– Каких приятелей?

– Всех тех мальчиков.

– Опять-таки, попрошу тебя уточнить.

– Всех тех мальчиков летом. Из клуба с бассейном. Помнишь? Ты приводил их домой, и вы зависали под деревьями на заднем дворе.

У Джека засияли глаза. Он помнил. В последнее лето перед колледжем он беззастенчиво таскал домой красивых мальчиков из семейного пляжного клуба, все они работали в ресторане, убирали со столов и доливали вино в бокалы. (Работа мечты, официант в обеденном зале, всегда доставалась детям-студентам кого-нибудь из членов клуба, и они прикарманивали чаевые, в которых, в общем, не нуждались, чтобы и подпитывать свое пристрастие к алкоголю или наркотикам – или и тому и другому.) Уже тогда Мелоди понимала, что есть нечто особенное в том, как Джек и его приятели утаскивают шезлонги на дальний конец двора и мажут друг другу спины «Гавайским тропическим лосьоном», временами брызгая на себя из маминого распылителя для растений – хорошенького, медного, предназначенного для африканских фиалок на подоконнике летней веранды. Мелоди все искала предлог, чтобы подойти к ним, использовала любую возможность: приносила стаканы с лимонадом или шоколадное эскимо из морозилки. Мальчики прекращали смеяться и разговаривать, пока она шла по лужайке, и щурились, пытаясь разглядеть, что у нее в руках.

– Хотите? – спрашивала она.

Она всегда брала и на свою долю, надеясь, что ее пригласят остаться. Но Джек вечно забирал подношения и прогонял ее.

– Еще как помню, – сказал Джек Мелоди. – Старые добрые деньки под соснами. Когда жизнь была куда проще и веселее, а дали были голубые.

– Голубые, ага.

– Ну, не все. Но некоторые. Мне хватало.

– Почему они меня не любили?

– Что?

– Они меня не любили, те мальчики, – Мелоди старалась говорить беспечно и легко. – Я все время пыталась с вами затусить, а вы меня все время старались прогнать.

– Ты была маленькая.

– И что? Я вам приносила всякие вкусности. Лимонад, мороженое – а мне всего-то было надо в карты с вами поиграть, или послушать, как вы разговариваете, или хоть что-нибудь. Но ты и твои друзья меня не любили. Я все гадала почему. Это было не просто так.

Джек откинулся на стуле, скрестил руки на груди и широко улыбнулся, словно Мелоди рассказала отличный анекдот. Потом рассмеялся, но у нее сделалось такое обиженное лицо, такое Мелоди-сделали-больно, что он осекся.