Сперва он пришел в ужас от предложения Джека Плама продать статую, но затем свыкся с этой мыслью и испытал облегчение. Он, бывало, не спал ночами, представляя, что будет, если он внезапно умрет – машина собьет, инфаркт случится – и его дочери обнаружат статую в шкафу. Рано или поздно они выяснят, что это такое и что он натворил. Им придется в корне пересмотреть историю об отце-герое, что будет само по себе плохо, но, если они узнают, что он украл статую с развалин и спрятал ее, изменится их отношение и к истории матери. Он знал, господи, он знал, что, если воспоминания о ком-то не могут поддержать на пути от скорби к восстановлению, потеря становится еще более непререкаемой. Он собственными глазами видел, как дочери начали создавать миф о Ронни всего через несколько часов после ее гибели. Если они узнают о статуе, ее смерть окажется запятнана его поступками, а он ни за что не допустит, чтобы его дети снова потеряли мать. Он не оставит их один на один с краденой статуей, скелетом в шкафу. Да Томми раньше в реку ее выбросит.
Он понимал, что продать ее будет непросто. Как ее перевезти, куда положить деньги – но Джек Плам заверил, что поможет с, как он выразился, частностями. Он предоставлял весь спектр услуг. Но прежде чем они добрались до «частностей», Джек проговорился, что лондонский покупатель родом из Саудовской Аравии.
– Араб? – спросил Томми, сжимая кулаки и не веря собственным ушам.
– Лондонец, – ответил Джек, прочистив горло. – Не все на Ближнем Востоке террористы, бога ради. Он финансист. Очень преуспевающий бизнесмен и очень удачливый коллекционер. Очень уважаемый.
Томми был в ярости.
– Но он же поднялся на нефтяных деньгах, так? И не говорите мне, что нет, потому что это будет вранье.
– Понятия не имею, – сказал Джек. – Это не имеет отношения к делу. Если хотите продавать на черном рынке, не ждите кредитной истории и резюме. Он богат, ему нужна статуя, и он не станет болтать. Бинго.
Томми практически вынес Джека за дверь. Даже не оказал ему любезность и не прочитал лекцию о том, почему он – он, потерявший жену, бесчисленных друзей и коллег-пожарных 11 сентября, – никак не мог взять ближневосточные нефтяные деньги в обмен на вещь с Граунд-Зиро[59]
; ни от кого, никогда, ни за что.Он почувствовал облегчение от того, как все повернулось, потому что черная полоса будто закончилась. Он с ума, наверное, сошел, когда думал, что статую можно продать, что это этично. Когда он сказал Джеку, что дело не в деньгах, это было всерьез. Его беспокоило лишь то, где окажется статуя, потому что он должен был чтить память Ронни. Но если он себя обнаружит – случайно или намеренно, – он
– Я это сделаю, сволочь ты поганая, – сказал он Джеку. – Даже не сомневайся.
В честности было бы хоть какое-то достоинство.
Синатра поднял голову и заскулил.
– Что ты хочешь сказать, мистер С.?
Томми почесал костяшками голову Синатры, то место, где шкура слегка висела и шерсть была очень мягкой. Пес засопел от удовольствия. В конце квартала Томми увидел Стефани, она ему махала. Наверное, хочет, чтобы он помог с сумками. Синатра принялся лаять на что-то с другой стороны.
– Тише, приятель, – сказал Томми и обернулся посмотреть, что так растревожило собаку.
К нему приближалась пара. Женщина была на костылях, а силуэт ее спутника выглядел каким-то неровным. Они шли медленно, разглядывая номера домов. Когда они подошли ближе, Томми не поверил своим глазам. Высокий мускулистый мужчина без руки и женщина с длинными волосами, у которой не было ступни, шли рядом по его улице. Его статуя ожила. Он встал, и лай Синатры превратился в угрожающее рычание.
– Ш-шшш.
Он поднял пса и сунул его под мышку, чтобы успокоить. Ему надо было поспать. Он поморгал, потряс головой, посмотрел снова, но видение не рассеялось. Статуя никуда не делась и по-прежнему шла к нему. у Томми закружилась голова, он поднял глаза к небу. Он не знал зачем, что ожидал там увидеть. На мгновение ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Происходило то, что просто не могло произойти. Дыхание учащалось; он ощутил стеснение в груди, словно кто-то затягивал ремень. Пес выпутался из его хватки, вспрыгнул на крыльцо, повернулся к Томми и залаял уже всерьез, испуганно.
«Ох, пожалуйста, – подумал Томми, – не сейчас». Только не сердечный приступ, которого он так боялся, не пока статуя еще в доме. Он ухватился за железные перила, пытаясь удержаться на ногах. Если статуя в доме, как она может идти по улице? С одной стороны кричала Стефани, звала его по имени. С другой приближалась ожившая статуя. По спине заструился пот, ладони стали липкими. У него удар, или сердечный приступ, или и то и другое сразу. Он попытался глубоко вдохнуть и не смог.