– Нет, там все, похоже, только затевается. Он сказал, что подумывает о приобретении какого-то нового издания, чтобы взять его за основу. (Еще одна идея Лео из прежних лет.) Спрашивал, нет ли у меня чего на примете. Я сказала, чтобы присмотрелся к
– Он может и получше найти.
– Пола уважают, Лео.
– С каких это пор Нэйтана интересует филантропия?
– С тех пор как он женился, завел пару ребятишек и, видимо, хочет произвести впечатление на приемные комиссии частных школ. Он несколько месяцев назад ездил в Дарфур.
Лео тихонько фыркнул.
– Ну что, мальчики, хотите поехать ко мне? – наконец сказала она, когда бармен выпроваживал их за дверь. – Оба?
Лео выдохнул с облегчением, когда Нэйтан отрубился, едва опустившись на ее диван. Если он и был готов на тройничок, то не с Нэйтаном.
– Я сейчас чувствую себя Рипом ван Винклем[45]
, – сказал Лео Стефани. – Как будто я проснулся, а все превратились в свою противоположность. Пол Андервуд – значимая литературная фигура. Нэйтан – филантроп.– Ну да. Все поменялось, пока ты был занят другим.
Поначалу Лео просто делал вид, что ему интересна новая затея Нэйтана, просто убивал время в ожидании решения о разводе, это было забавой, которая помогала от всех отвязаться и предотвращала идиотские предложения насчет работы. Но чем больше он беседовал с Полом Андервудом, тем отчетливее понимал, какой во всем этом скрыт потенциал.
Контент у Пола был звездный (на Лео произвело впечатление, кого и что он печатал), и верстка тоже, и дизайн, и оформление. Но все остальное никуда не годилось. Дела в редакции велись хаотично и неэффективно, как почти везде в издательском мире. Лео без особых усилий мог предложить с десяток изменений, которые могли бы мгновенно поднять качество и продуктивность журнала и расширить его охват массой интересных способов, начиная с более активного присутствия онлайн. Социальные сети. Блог. Приложение!
Едва Лео решил оформить предложение, отнестись к работе с Полом всерьез и представить Нэйтану разносторонний, хорошо продуманный план усиления и расширения, работа превратилась в удовольствие. У него поднялось настроение. Он впервые за годы стал хорошо спать, просыпаться раньше Стефани и уходить на пробежку в Проспект-парк, как бы холодно ни было. Он целыми днями читал, изучал, обдумывал и временами так упорно работал, что терял счет времени. Он забыл, как хорошо бывает, когда ты заинтересован, поглощен и вдохновлен. По вечерам он иногда готовил ужин: яичницу по-мексикански, тушеную говядину, французский луковый суп.
– Я из-за тебя растолстею! – как-то пожаловалась Стефани. – Не позволяй мне брать добавку.
Если у него получится что-то сдвинуть с места, думал Лео, можно будет и денег одолжить, чтобы и возместить убытки родным, и не трогать вложения, возможно, даже и у Нэйтана занять. В том, чтобы все начать заново, не было ничего невообразимого. Он и раньше это делал. А если интерес ко всему этому исчезнет? Если удовольствие уйдет? Деньги в банке у него все равно останутся. И останутся варианты. Изучить вопрос, разработать план, встретиться с Нэйтаном – и, как любил говорить сам Нэйтан, «все в офигенном плюсе».
В дверь позвонили. Лео прошел в комнату, выходившую на улицу, и выглянул в окно. На крыльце стояла Беа, дрожавшая и что-то державшая в руках. Он спустился и открыл дверь.
– Это моя вещь, – сказала она, протягивая Лео кожаную папку, которую, кажется, он купил ей сто лет назад. – В смысле, я это написала.
– Она жива, надо же, – удивился он, рассматривая папку. – Я забыл, что она так хороша. А она правда хороша.
– Честно говоря, я ее много лет не доставала. Раньше я думала, что она приносит удачу, потом – что неудачу, и, в общем, вот она, и вот то, что в ней, и я тоже вот. Ха.
Лео всмотрелся в лицо Беа, пытаясь взглянуть ей в глаза. Похоже было, что она под кайфом. Он расстегнул ремни и заглянул в папку.