Гнездо

Голые январские деревья и сбросившие листья кусты за окном открывали полный обзор соседних дворов сбоку и позади дома. Он мог заглянуть прямо в кухню браунстоуна, стоявшего за домом Стефани, с такой же планировкой, только зеркальной; комнаты там были поярче и, может быть, чуть более облезлые. Тощая блондинка в черных джинсах и мешковатом красном свитере раскладывала на тарелке нарезанные фрукты для двух мальчиков, ерзавших и подскакивавших на высоких табуретках возле кухонного острова. Мальчики были одного размера и расцветки, наверное, близнецы. Лео задумался, когда близнецы стали таким же обычным делом, как простуда. Вот дочки Мелоди, он смутно помнил, были счастливой случайностью. Ее, должно быть, бесило, что все вокруг считали, что она как-то лечилась от бесплодия, и не отдавали им с Уолтером должное за то, что два его целеустремленных сперматозоида проникли в две ее деятельные яйцеклетки. Такие вещи ее обычно с ума сводят. Лео смотрел, как один из мальчишек спихнул другого с табуретки и тот пропал из вида, видимо, упал на пол, потому что мать метнулась, нагнулась, а когда распрямилась, мальчик был у нее на руках, обхватил ногами ее талию и зарылся лицом ей в плечо. Лео видел, как вздрагивают его плечи, как мать гладит его по спине и ее губы произносят «шшш, шшш», пока она тихонько его укачивает. В соседнем доме мужчина средних лет ходил по кухне с человеком, похожим на строителя. Строитель указывал на потолочный карниз выдвинутой лентой рулетки, а хозяин дома кивал. А в первом доме между тем мамаша в красном свитере открыла дверь во двор и выбросила фруктовые очистки с тарелки в, предположил Лео, компостный контейнер. Живые картины за домом Стефани казались ему бесконечно увлекательными. Он часами мог сидеть и наблюдать за тем, как разворачивается эта тихая жизнь, американская мечта. Было в этом что-то необъяснимо утешительное. Бруклин понемногу им завладевал.

Хотя по поводу наркотиков и денег Стефани была настроена серьезно (он, в общем, и не употреблял сейчас, и в деньгах не нуждался), с сексом она сдалась без боя. Пока не было света, они почти все время провели в постели раздевшись, исполняя своими телами прежний, знакомый мотив. «Можешь остаться, пока не найдешь жилье», – сказала она через пару дней.

Виктория наконец-то прислала Лео его вещи, не больше десятка коробок; ему было нужно немного. Надо было оставить позади жизнь с Викторией, чтобы понять, насколько эта жизнь была выстроена ей (на его деньги) и насколько он по этому устройству не скучал – и тем более не хотел его воссоздавать. Безжалостно нейтральные тона с вкраплениями темно-коричневого или черного («Как будто живешь в огромном грибе портобелло», – как-то пожаловался он Виктории), аскетичная современная мебель, стерильные металлические итальянские светильники, ее своеобразные (и, как выяснилось, почти ничего не стоившие) пристрастия к творчеству нескольких начинающих-но-все-равно-дико-дорогих художников – Лео с восторгом все это покинул. Кроме желания вернуть себе годы, потраченные на ухаживания за Викторией, ее обретение и сожаления об этом, все, что Лео было от нее нужно, – это кучка личных вещей и несколько коробок со старыми материалами «Спикизи». Он распаковал необходимую одежду, а остальное убрал в подвал Стефани. Временно, так они говорили.

Когда Стефани впервые упомянула в разговоре с Лео слухи о новом проекте Нэйтана Чаудбери, он сумел сохранить незаинтересованное лицо.

– Точно не знаю, в чем там дело, – сказала Стефани. – Мы были на вечеринке, там было шумно и ужасно жарко, и Нэйтан себя вел, ну, знаешь, как всегда: миллион миль в минуту в семнадцати направлениях. «Настоящие писатели. Дерзкие, но мощные. Умные, но сексуальные. Блестящие, черт возьми».

Она очень похоже изобразила Нэйтана, с его смутно британским выговором, сохранившимся с молодости, проведенной в Килберне[44].

– Ты бы ему позвонил, – сказала она как-то уж слишком небрежно. – Может, ему нужен спец по контенту.

– Может.

То, что описала Стефани, не было новой идеей Нэйтана; это была старая идея Лео. В те времена, когда «Спикизи Медиа»

открывало новые сайты быстрее, чем можно было вообразить, Лео хотел создать писательский хаб. Что-то самостоятельное, что привлекло бы серьезных писателей, беллетристов и авторов нон-фикшена, репортажников, интеллектуалов высокого уровня. Поначалу надо было заниматься скандалами, потому что это было дешево, легко и весело, плюс это читали – но, встав на ноги и накопив побольше денег, Лео захотел уравновесить скандальность и светские сплетни чем-то респектабельным. Для начала нужны были деньги, а их можно было заработать на скандалах.

Интересно, что Нэйтан, который тогда не загорелся идеей Лео («Ты говоришь о сливной трубе, куда будут вылетать деньги, и ни цента не вернется»), теперь был готов оживить этот замысел. В одиночку.

– А поточнее можно? – спросил Лео у Стефани.