У Винни был план. Он попросит Лео Плама о встрече и даст понять, что деньги им не нужны, потому что не в деньгах дело. Винни нужен был доступ. Он навел справки и выяснил, что Лео вращается в нужных кругах. Лео мог свести Матильду с нужными людьми и помочь ей с любыми программами, где решат ее вопросы с протезами, вплоть до новой операции, если потребуется. Он хотел, чтобы Лео нажал на определенные рычаги, и не собирался давать ему выбор. Он собирался донести до него, что не побоится выставить Лео трусом, которым тот и был. Он наденет форму, встанет рядом с Матильдой и так унизит Лео Плама, что тот прогнется. Лео может напасть в ответ, и Винни только рад будет драке, но не случится никакой драки. Потому что он знал еще кое-что о трусах. Больше всего они боятся, что их разоблачат. Все получится само собой.
– Нет, – сказала Матильда. – Ни за что.
Она отпустила зеркало, и то упало на пол, и теперь Матильда в ярости прыгала по кухне.
– Я даже обсуждать это не стану.
– Придется обсудить. – Винни был непреклонен.
– Уходи. Пожалуйста. Спасибо за пиццу, за зеркало. Я устала, я хочу…
– Это все, – перебил Винни, тыча пальцем в культю Матильды, – дерьмо собачье.
Матильда стояла к нему спиной, держась за кухонную раковину.
– Почему ты орешь? – спросила она, обернувшись. – Почему все время лезешь в драку? Вечно злишься на всех и вся.
– А почему ты нет? – Левая рука Винни то сжималась в кулак под жестким кухонным светом, то разжималась. – Почему ты, твою мать, не злишься?
– Потому что ничего хорошего в этом нет.
– Я не согласен.
– Может быть, тебе стоит рассказать
Он глубоко вдохнул и ударил ладонью по холодильнику рядом с Матильдой. Она вздрогнула.
– Почему ты не разозлишься настолько, чтобы попросить того, чего заслуживаешь? – спросил он.
Она тяжело опустилась на кухонный стул, лицо у нее было опрокинутым и тусклым. Казалось, она сейчас заплачет; Винни ни разу не видел, чтобы она плакала. Матильда не могла на него даже посмотреть. Она так часто пыталась усилием воли вернуться в ту кладовку, когда еще ничего не случилось, когда Лео вальсировал с ней под музыку. Если бы только можно было начать все заново, не ввязываться во все это, уйти от Лео, вернуться к Фернандо на кухню и взять мягкую бутылочку с уксусной заправкой. Она мрачно посмотрела на Винни.
– Я больше не могу ни о чем просить, потому что получила по заслугам, – сказала она. – Я получила именно то, чего заслуживала.
Глава двадцать третья
Нэйтан Чаудбери был вне себя, когда Лео захотел продать
– Он наш, – сказал Нэйтан. – Мы этот гребаный ресурс создали, и наконец-то все наладилось, он разрастается и улучшается, а теперь ты хочешь передать его кучке корпоративных зануд? Почему? И чем заняться?
Нэйтан спорил несколько недель, но Лео уперся, а Нэйтан не мог себе позволить выкупить его половину бизнеса.
– Я все, – сказал Лео Нэйтану. – Я ухожу.
Лео устал. Устал работать круглые сутки, устал от обшарпанных офисов, которые пусть и были лучше его гостиной, но ненамного. Устал от молодых, умных, вечно недовольных переоцененных стажеров, которых они брали и которыми приходилось постоянно во всем руководить – Лео то и дело чувствовал себя матерью семейства. Он дважды за неделю зашел в крошечный конференц-зал и застукал там парочки. Кто-то вечно оставлял в маленьком холодильнике еду, и она покрывалась плесенью; раковина всегда была полна грязных чашек из-под кофе.
Он устал от того, что вечно нет денег. Устал сталкиваться с приятелями по колледжу и слушать о дорогостоящих поездках и долевой собственности в Хэмптонс, устал восхищаться тем, что они одеты лучше него. Устал от собственного нежелания принимать гостей, потому что так и жил в удручающе безликой послевоенной двухкомнатной квартирке на втором этаже, – ее окна выходили на крышу вентиляционных компрессоров этажом ниже, и, когда они все разом включались, квартира ходила ходуном; одну комнату он всегда нелегально сдавал.