Гнездо синицы

– Теперь мне кажется, что моя судьба висит невидимой дымкой где-то здесь, чуть ниже подбородка, вот-вот – и я укушу её за хвост. Но момент всегда меня опережает, я стискиваю зубы до хруста, вспоминая, как много глаз собственноручно выдавил, как многих людей пробудил ото сна, и это рождает во мне почти что детскую радость. Затем ненадолго, всего на мгновение, меня пропитывает невероятное отчуждение, плюс ещё что-то похожее на телесное возбуждение. Я назвал это состояние – серый шум. Нет ничего высшего, светлого, есть только прослойка из разного рода материй, скверно закрученных в извилины, которые только и ждут, что «очищения». И вот я аккуратно, буквально двумя пальчиками, достаю из нагрудного кармана сложенный шёлковый платок и начинаю тщательно вышкрябывать песок и камушки из разбитого черепа… «Работа в моём кондоминиуме продвигается слишком медленно», – заметил я после небольшой паузы, подумав, что, может, получится обернуть эту неловкую ситуацию с выгодой для себя.

– Исправим! Я лично буду работать, день и ночь! Кое-что я умею, в своё время надо было мне не обманывать себя и подаваться в плотники. Ты думаешь, та история с форточкой закончилась вот так вот? Ты думаешь, я удовлетворюсь приточкой? Не-е-ет! Я сделал окно своими руками, и видит Бог, оно сгодится, – ударил себя в грудь директор и, чтобы доказать, что это не пустой пьяный трёп, незамедлительно перешёл от слов к делу.

Покачиваясь, он отправился к месту проведения работ; за дверью раздалось лязганье инструментов. А я так и остался сидеть здесь, опершись на стекло и жалея о том, что высказал недовольство вслух.

«Закончит ведь, работать придётся».

С детского возраста мне нужно регулярно обследоваться. Периодически мне дают лекарства. Женщина в лазурном муаровом платье. Раз в два месяца, если быть точным. Место встречи: цирковой шатёр на ярмарке за городом. И дальше есть два пути развития событий в зависимости от настроя. Первый: я всё выбрасываю, потому что «я могу и сам, обойдусь без посторонней помощи», «бороться всё равно бесполезно». Второй: я засыпаю все таблетки разом в блендер, туда же отправляются ананасовый сок, парочка бананов, яичный белок, молоко и три столовые ложки какао – всё в равных пропорциях. Миксую. И пью (по традиции во время полной луны). От болезни это не помогает совершенно, и (что странно) не убивает (даже при замене ананасового сока на керосин), но, напротив, дарит пусть и сиюминутную, но уверенность в том, что смерти вообще нет, ни в каком виде ничто и нигде не прекращается; смерть в этом свете видится хитросплетённой выдумкой, уловкой коммерсантов-философов…

Апрель, 25

Почему-то теперь – распиленному на части – мне особенно хочется производить приятное впечатление. Достаточно ли хорошо я выгляжу изнутри, симпатичны ли те или иные мои связки, яремная вена, можно ли найти печень эстетичной или же напротив?

Пришло время сознаться в том, что я не имею и малейшего представления относительно препарирующей меня личности. Это недоразумение не так уж легко загладить, но я попытаюсь: «Я напрочь лишился способности отличать всякую человеческую тень от тебя».

А теперь по существу. Как странно, что меня в принципе распилили на части. Так разве делают? Разве в этом имеется какая-то необходимость с точки зрения процедуры? Или же основной целью было банальное препятствование моей целостности? В таком случае господин экзекутор (?) кое-чего не предусмотрел: что, если я проявлю невиданные способности к регенерации, и из половинок и четвертинок моих вырастет по целой личности, и разбредутся «я» по свету, как стадо овец в волчьих шкурах? Я, как уже отмечал выше, не привык, чтобы врачи уделяли мне много внимания. Этот же патологоанатом явно не из их числа: кропотливо возится над гниющей тушей уже полтора месяца (если опираться на даты), человек опытный.

Не помню, рассказывал уже или нет, но мне нравится теряться, а точнее даже обнаруживать себя среди пятиэтажных дворов, пытаться выйти из их лабиринта, увиденного мною впервые, следуя лишь чистой интуиции. Или на однополосной старой загородной дороге. И идти куда-нибудь уверенным шагом, не важно куда. Среди оживлённой массы людей, на верхней палубе круизного лайнера, да пусть даже посреди сцены, с микрофоном в руке и на полуслове под пеклом софитов[31].