После ночных часов кропотливых поисков Зинина фигура кажется мне нарисованной, она шевелится, как мультик на отогнутом крае толстого оранжевого учебника по геометрии с 7-го по 9-й класс. Далее, вокруг неё, исходя из названий улиц, вырисовывается городской пейзаж: четырёхэтажные дома сталинской эпохи, сначала в графике, затем и в цвете, объёме – витрины магазинов, рекламные вывески, остановка общественного транспорта, закрытый киоск, в котором раньше продавали газеты и журналы, акварелью добавляется небо, по которому быстро текут рваные облака. Я могу при желании придать ей ещё больше деталей, сделать более узнаваемой, но, во-первых, в этом нет необходимости, во-вторых, представить страшно, сколько бы пришлось листов учебника перерисовывать (Атанасян, 1998), и наконец, это было бы ложью, а может быть, даже убило её, ведь она существует лишь в отрыве от конкретных черт, вольная птица в урбанистической клетке.
Я прыгал от счастья, как ребёнок, когда обнаружил Зинин аккаунт среди миллионов других. Вылитая художница Мартынова кисти Константина Сомова. Но что делать дальше, я понятия не имел. Я и глазом моргнуть не успел, как привычка искать превратилась в зависимость, и теперь всю свободную энергию стало необходимо куда-то направлять. Я следил за её страничкой день и ночь напролёт (она была открыта, но почти не содержала информации о своей владелице – одна-единственная фотография в профиле от 28 апреля на пересечении названных улиц), я писал огромные полотна текста, стихи, но всегда стирал и возвращался к теперь уже бессмысленному поиску.
Я не слышал Зину, даже когда мы ехали на такси до одноподъездной башни дома № 5, что топорщится слева на площади Капошвара, если смотреть из центра на вокзал. Её персиковая штукатурка выцвела и местами сошла. В те беззаботные дни я примерял на себя гримасу быта и семейного очага, точно так же как спустя почти четверть века буду примерять облик успешного работника через посредство деревянной маски.
Какое-то время в этой квартире жил мой дядя; сколько я себя помню, у него был фетиш на носки, в квартире всё было завалено ими; одинаковые чёрные носки в рубчик висели на люстрах, заполоняли полки шкафов, ими были заткнуты вентиляционные выходы. Две комнаты, просторный коридор, два санузла, открытый балкон неправильной треугольной формы с джакузи. Мы с Зиной подползли по пыльному голубоватому кафелю почти к самому краю и аккуратно выглянули туда, будто имелись весомые причины скрываться (их не было). С четвёртого этажа открывался весьма посредственный вид на площадь, и прямо под нами красовался козырёк подъезда – ковш для бычков и всякой дряни. Оставалось только прибраться, и можно хоть каждые выходные подливать игристое из ведёрка со льдом, лёжа в бурлящей воде. В большой длинной комнате без окон мы планировали обустроить условную гардеробную, тем самым избавив остальную квартиру от нагромождения шкафов. Ещё не хватало стиральной машины, клавиши некоторых выключателей проваливались вглубь стены; плюс, помнится, в одной из туалетных комнат была выстроена непонятная для меня геометрическая конструкция (к унитазу, оборудованному под самым потолком, вели зацикленные ступени, как на известной оптической иллюзии) – я лишь приоткрываю дверь туда, но свет включить так и не решаюсь. С этим тоже нужно будет что-то сделать. Пока Зина подметает, я собираю старые пыльные носки в пакеты, с мыслью о том, что здесь вполне сносно (отлично).
Но нашим планам так и не суждено было сбыться: чем больше носков мы убирали, тем больше их появлялось, квартира заполнялась ими до потолка, и всё начиналось сначала: перекрёсток, дешёвое такси, обшарпанная башня, балкон, джакузи и носки…
Я пишу это сообщение, но не отправляю, стираю и начинаю заново. Теперь Зина живёт там в одиночестве. Каждый вторник её тень можно заметить на углу рядом с фонарём, с трёх часов до четырёх сорока пяти. Затем и она ускользает. Пару раз я порывался выйти к ускользающей тени, но внутренняя дисциплина превозмогала над робким чувством. Отгибаешь пальцем край: перед глазами резво проскакивает её контур. Переворачиваешь учебник, повторяешь действие: вот уже и я мчусь ей навстречу, но, не останавливаясь, пролетаю мимо, оказываясь на другой стороне желтоватой страницы… Я теперь уж нечасто возвращаюсь к этим воспоминаниям. Прошу счёт, а сам понимаю, что кафе, из окон которого открывался бы вид на пересечение данных улиц, просто не существует. Лишний повод не оставлять на чай.
Ждёт ли то же самое Лизу: сиюминутный акт владения подолом плаща, подёрнутого вдруг порывом ветра на ходу? Я не располагаю возможностью ответить на этот вопрос. Вдруг взгляд натыкается на газетный разворот в руках бородатого мужчины за соседним столиком. «Пожар в крупной холдинговой компании именитого владельца начался на семнадцатом этаже и быстро охватил большую часть здания…»
«Газеты? Серьёзно?» – думаю.