Первые несколько месяцев я плохо слышал и только и делал, что таращился днями напролёт в произвольную точку, лежащую где-то за поверхностью предметов, пытаясь понять, что скрыто внутри них. Казалось бы, что может быть проще – кристаллическая решётка того материала, из которого сделана вещь. Да, так может почудиться на первый взгляд, но спустя пару молчаливых часов за всякой структурой внезапно обнаруживаются бурлящие потоки бездонной тьмы.
В тот день очнулся я, сидя на скамейке, в зеленеющем парке. Сколько времени пролетело в дрёме: минута или десять, сложно было сказать наверняка. Мимо проходили две импозантные дамы с четырьмя собачками, и, чтобы оправдаться за нелепую дрожь, пробежавшую вдруг по телу из-за разорвавшегося в двадцати метрах от меня снаряда, я кивнул им шляпой[43]
и с извиняющимся видом пожал плечами. Одеты дамы были в идентичные по фасону жаккардовые пальто красного и зелёного цветов в крупный золотистый узор, их деловитые тявкалки – в миниатюрные копии хозяйских одежд: две вишнёвые, две зелёные; разом презрительно фыркнув, они вшестером ушли восвояси. Только тогда я заметил, как сильно болят сбитые костяшки кулаков, в одном из которых я сжимал порванное фото, испачканное кровью.Что тут у нас? Милое итальянское патио, куст шиповника в цвету, под сенью не попавшего в кадр дерева (скорее всего, плакучая ива) расположилась белокурая юная девушка[44]
, источающая неясное желание и печаль, на её плече рука, оборванная в локте (не моя). Смазанное впечатление нашей первой встречи сгладило выцарапанное на обратной стороне ID[45] страницы. Что скажешь, дружище? Выходит, детектив? Чутьё тебя никогда не подводило.Смотрю и никак не могу отделаться от ощущения, будто я знаю, кто она, кажется, что-то такое было в раздражающем сне, в чьём владении я пребывал минутой ранее, но что именно – скрыто за беззаботной забывчивостью, першением пересохшего горла и банальным нежеланием вспоминать.
«Первый раз на хоккее, ну, вы поняли»[46]
, – тёмный короткий балахон и очки, как у Кобейна, чёрно-белый снимок на фоне подсвеченных складок тюля.Смазанный снимок – в кисейной, почти невесомой юбке, откинувшись назад на деревянном стуле с протёртой обивкой. Волосы собраны блестящим ободком, с серьёзным лицом говоришь по телефону, а скорее всего, притворяешься для кадра, будто говоришь. И подпись:
Короткое зацикленное видео, сидишь на подоконнике, и свет секстантом отмеряет вытянутый острый угол, делящий пространство пополам, проводя границу тени точно по лицу, обнимаешь колени руками, а на шее на короткой цепочке – лаконичный крестик:
«Во мне теперь очень тихо и пусто – как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчётливое металлическое постукивание мыслей. “Мы”»[47]
, – кто же ты? Живёшь своей праздной материальной жизнью, лишённой всякого рода художественных потрясений. Почему твой снимок испачкан кровью и какое отношение к этому имею я?«Других не существует. И вообще ничего не существует. Раз можно думать об этом, почему это не может быть реальностью?»
«Я тупая бестолочь)))», «Я уродина)))», – фото в обнимку с любопытной козой на фоне бескрайнего луга (растения)[48]
.Кусь за ухо плюшевую панду: «Обещаю, это моя последняя игрушка».
«Возможно, вы сейчас видите самый большой обман в своей жизни».
«Wait and see, ч/б?» – как можно догадаться из названия, перед нами очередная серия чёрно-белых снимков из аутентичного подъезда, наружная стена которого выстроена из стеклоблока (симпатично, возьмём на заметку). Здесь кажется, что у неё неидеальный прикус, это придаёт лёгкий шарм.
«Чувствую себя очень кстати», – хоть кто-то.
«Весенняя аллергия», – лицо засыпано блёстками.
«Did we all fall down? Did we all fall down? Did we all fall down? Did we all fall down?»[49]
«Дайте картошке отдохнуть 5 минут», – высовывает нос из-под одеяла.
«Вот бы мне длинные ноги, чтобы ходить с вершины на вершину», – виды Красной Поляны из кабины канатной дороги.
Нет, что-то тут явно нечисто.