Я бреду куда-то по обочине с пакетом; вокруг то и дело на большой скорости проносятся гружёные лесовозы; голова гудит; вместе с песком то и дело попадают в ботинки мелкие такие камушки, они причиняют массу неудобств; ветер дует как ненастоящий, подвывает; справа начались заброшенные склады, они служат надёжным признаком ржавой городской окраины; из-за провисших ворот доносится дворняжий лай; где-то звенит колокольчик; я невольно останавливаюсь и наблюдаю за тем, как листы бумаги вырываются из моих рук и улетают куда-то наверх; надеюсь, ничего важного, нет, пусть и важное, так даже лучше, пусть от этого зависит чья-нибудь жизнь или множество жизней; вдруг передо мной бьёт по тормозам автомобиль, чёрный «Ниссан-Куб», это Егор. Сдаёт назад, не жалея на меня дорожной пыли.
– Тебе куда? – спросил он как обычно нагло.
– Роспатент, – не задумываясь ответил я (это где-то за «Звездой»[33]
). – А тебе?– И мне туда же, еду сдаваться с диссертацией. Садись.
Место я назвал наобум (вовсе не потому, что на Бережковской набережной швартуются прогулочные теплоходы), с уверенностью, что нам не по пути, и теперь было как-то неловко отказываться; наконец, я обстукал ботинки от пыли и сел, чуть сильнее захлопнув дверь, чем того требует механизм, и Егор незамедлительно сопроводил мою оплошность фирменным жестом руками.
– Извини.
Я вмиг стал злым на случай, на себя, на Егора и на его жестяное корыто, мне захотелось приложить к двери в десять раз больше силы.
– В Роспатенте не защищают диссертации.
– Знаю.
Не успели мы проехать и пятисот метров, как несчастным колодкам вновь пришлось издавать ужасный скрип. У автобусного парка навстречу движению по обочине шёл полный парень в очках, с длинными волосами. Егор подхватил и его. Парнишка с ходу сообщил нам, что очень устал после ночной смены, затем он тщательно пересчитал выручку и заявил, что ему якобы не доплатили, но при этом совершенно не выказал негодования. Его не смутило и то, что теперь мы ехали в обратную относительно хода его движения сторону. Будто так и должно быть.
– Этих денег хватит на идеальный свиной стейк, – заявил он.
– Кисло-сладкий хоть? – крикнул Егор и сам же посмеялся над своей шуткой.
Назло им обоим мне вдруг стало необходимо рассказать, какими должны быть настоящие стейки.
– Мраморная телятина была изобретена в Японии в 1860-х годах, это мясо молодых бычков, выращенных по особой технологии: сначала бычков выгуливают в удовольствие на чистейших диких лугах, а затем спустя какое-то время, когда бычки только-только научаются внимать прохладному лёгкому ветерку и свежей зелени, когда они своим нутром начинают ощущать вкус воли, их загоняют в тёмные сараи со звуконепроницаемыми стенами, подвешивают на шёлковых лентах над полом, чтобы они не отвлекались в процессе чревоугодия на внешние раздражители, и накачивают в огромных количествах рисом и нефильтрованным элем. Всё это под непрерывное звучание моцартовского «Дон Жуана» и ежечасный массаж. Когда бычки достигают нужного веса, их закалывают. Мясо получается необычайно нежным, в Японии даже поговорка есть: «Для мраморной телятины не нужны зубы»[34]
.– Что?! – Егор вдруг резко затормозил.
Не люблю автомобили, мне лучше не разговаривать с водителями, по крайней мере не во время движения. А ещё меня не покидает чувство, будто я предаю его – мой милый убогий пригород, который столько раз, не морщась, не брезгуя мной, позволял пройтись по своим пыльным обочинам. И чем я его отблагодарил?
Очевидно, что ни в какой Роспатент мне не было нужно. Зина уже ждала меня на углу; как всегда, пришла раньше на полчаса, а ведь если бы Егор не подбросил меня до центра, ей бы пришлось простоять никак не меньше часа. Пожалуй, можно забежать в кафе на чашечку-другую, чтобы хоть как-то компенсировать выигранное время, сяду у окна, чтобы получше разглядеть её.
Зина-резина, Зина-корзина.
– А с ней-то ты хоть разговариваешь? – спрашивает меня совесть-Павлуша о Лизе, подразумевая Зину.
– Она случайно не ходит по натянутой нити?
– Ха-ха, – смеётся Егор. – Резиновая Зина, Зина из Корзины.
В своё время я предполагал, что у Зины изумительный голос, хотя и не мог знать этого наверняка, потому что за толстым стеклом (окно кафе, экран телефона) я никогда его не слышал. При этом во мне жила уверенность, что, услышь я её хоть единожды, вся надуманная изумительность разом выльется из сосуда, треснувшего от удара. Пусть лучше стоит себе на углу Тверского проспекта и Новоторжской улицы в ожидании меня, я же пока попью свой любимый кофе. Мне пришлось потратить не меньше двух месяцев на поиск её аккаунтов в соцсетях, у меня даже был график, следуя которому я просматривал не менее тысячи страничек в день, зная, что, весьма вероятно, в этом нет никакого смысла, ведь:
1. У неё может быть фейковая страница;
2. Доступ окажется ограничен;
3. Может быть неправильно указана информация (город, возраст), что в свою очередь резко сократит вероятность успеха;
4. Человек может банально не вести соцсети.