Гнездо синицы

Выгадав минутку в своём плотном графике, Ира, привыкшая всегда во всём доходить до сути, написала подругам и знакомым, с которыми общалась в сети. Каково же было её удивление, когда каждая вторая девушка подтвердила её опасения! Даша, например, никогда не обращала внимания на просмотры, но, проверив, обнаружила в истории злосчастный аккаунт с котом, от скуки подпирающим мордочку. У Кати вообще было всего два поста: один – смазанный снимок Центра Жоржа Помпиду, второй – улочки Тренто, она по просьбе Иры выложила историю – кот тут же проглотил наживку. Проанализировав все случаи, она без труда обнаружила зависимость: следят в ста процентах случаев за молодыми девушками из её родного города. И неважно, как далеко те переехали: Добрынина Поли уже как три года не возвращается из Вены (ещё до эпидемии нашла себе местного сирийца, прекрасно обеспеченного, и главное – со свободными взглядами), а до этого она с семьёй шесть лет прожила в пяти минутах ходьбы от костёла Святой Людмилы в Праге, Ира там даже как-то гостила из любезности, так как их родители дружили (в противном случае зазнайка Поли давно стала бы жертвой «социального субботника»); Таисия из Питера – соратница по танцам, хоть и родилась в N*, прожила там всего пять лет, затем родители променяли этот медный таз на Медного Всадника и очарование мало-мальски европейского города (Ира с ней познакомилась совсем недавно, но уже успела сдружиться, так что июньские длинные выходные заранее отвела на посещение мероприятий в Северной столице совместно с Тосей в качестве подарка себе самой (за успешное закрытие сессии).

Всё это показалось Ире чрезвычайно подозрительным. А затем случилась эта история с отцом Лизы, и сама Лиза исчезла…

Одиннадцать

У неприметного здания[102] следственного комитета, где часом ранее закончилось совещание по громкому делу об убийстве директора и поджоге, прятались под козырьком двое, потягивая горький дым из сигареток; один совсем зелёный, кучерявый и с брекетами, другой – посуровей, поопытней, полысее.

– Зябко что-то. Терпеть не могу такую погоду. Это тебе и не снег, и не дождь!

– Зима всё никак не отпустит.

– Да уж лето скоро! Вчера – двадцать, сегодня – три!

– Всему свой срок.

– Слушай, а что это за щёголь с камерой?

– Ты не понял?

– Впервые вижу.

– Таких в лицо надо знать.

– Журналист?

– Нет, не журналист. Свой. Жуткий тип. Прошёл не одну операцию.

– И что?

– В составе карательных.

– Карательных? Да ладно? Это же полный…

– Верно. Худшие из худших, изощрённые бездушные отродья, после которых один лишь пепел. На словах зовётся гуманитарной помощью, а по факту – пытки и казни без суда и следствия. Гуманность в чистом виде: старики и дети улыбаются им, протягивая исхудавшими руками торты из последних остатков дрянной муки, о креме можно и не мечтать… торты без крема! Они даже не ожидают, что их ждёт за эту оплошность. Не дай бог попасться им на глаза, им же вообще нет разницы: свои или чужие.

– Он нам такой же свой, как гной. Но разве это не утка?

– Да кто ж теперь разберётся.

– Да сто процентов утка. Ты можешь поверить, чтобы за наши налоги кормили подобных нелюдей? Нет, ну всё понять можно, но это… это уже перебор.

– Хотелось бы, чтобы было так.

– А здесь-то он что делает?

– Говорят, когда оклемался, пошёл к федералам под прикрытием работать. Внедрялся в крупные организации, выискивал утечки и слабые места. В своё время он взял трёх, мягко говоря, непростых ребят. Видимо, его пригласили для консультации.

– Да, вспомни, Петров и сам был удивлён не меньше нашего. Вот как распсиховался. Что-то здесь нечисто.

– Видимо, сверху приказали. Выше Петрова.

– Неужели так серьёзно?

– Так-то покойный Самойлов был связан с администрацией и кое с кем повыше – из серых.

– Каким образом?..

– Да кто ж тебе ответит? Это дела, знаешь ли, не широких кругов.

– А слышно что-нибудь?

– Семён, ты идиот? Даже если кто-то где-то будет говорить про… ну, ты понял, я настоятельно рекомендую тебе заткнуть уши, да покрепче, чтобы, не дай бог, и в самом деле не услышать чего.

– Ещё по одной? – предложил тот, что помоложе, чтобы как-то загладить оплошность.

– Давай, – не отказался второй. – На этот раз точно по последней.

– А может, его оттуда – сверху – и убрали?

– Значит, там виднее.

– Ещё что планируется, не в курсе?

– Вроде все молчат. Но я бы поприсутствовал, мало ли. Проще часок повтыкать, чем на полпути возвращаться.

– Да уж, шум, конечно, поднялся.

– Сейчас пару недель поподнимают спецом, а после народ захочет – не вспомнит.

– И всё же бред какой-то.

– Как всегда. Безумное время.

– Ты поверил ему? В смысле, насчёт сумасшедшего типа.

– В этот бред? Нет, конечно.

– А наши и даже Петров, кажись, поверили. Странно это всё.

– Тоже заметил?

– Да у них глаза слезами наполнились, как тазики.

– А вдруг этот сейчас к нашим внедряется.

– Типа, не просто так его сюда поставили?

– Думаю, да.

– Повнимательней надо быть.