- Дочка, ты еще послушай, - сиплым голосом продолжила женщина. - Ты из подпечья дрова убери да кочергой там пошуруй. Коробок найдешь, с монетами. Немного там, что смогла собрать. Ты дождись как Филимон приедет да скажи, что в Вороничах жить решила. Он поможет добраться. Пожитков-то не много у нас да еще Игренька -- и пол телеги не займешь. Жизни тебе в Гнилушках все одно не будет, дочка. Думала вот, вместе уедем, да видишь как оно все...
Кира отвернулась, пряча слезы.
- Знаю, о чем думаешь, - слова Тасе давались с трудом, после каждой фразы она делала вынужденную паузу. - Но ты забудь его. Не будет от Васьки добра, дочка. Послушай меня, езжай в Вороничи. Там примут тебя. Будешь людям помогать. Благодарны будут. Хорошей знахаркой станешь. А здесь... одна маета тебя ждет. Одна маета...
Девушка не стала спорить. Она поправила одеяло и подождала, пока мать уснет. Затем осторожно спустилась с полатей и, стараясь не шуметь, проверила подпечье. Там действительно оказался коробок, а в нем - пригоршня медных полушек, копеек да пятаков, но и несколько серебряных рублей. Кирка в жизни не держала в руках такого богатства. Она пересчитала монеты. Наверное, купец Матвей Борисович сказал бы, что сумма все же была небольшая, но девушка была уверена, что этого достаточно, чтобы сподвигнуть городского лекаря добраться до Гнилушек.
Кирка поспешила к старосте. Она полагала, что кто-то из деревенских собирается в Днесьгород и передаст весточку целителю. А вдруг есть у него чудодейственное снадобье, которое сможет помочь?! Пусть маленькая, но надежда. Но Тимофей Федорович лишь развел руками: "Так ведь самая пора распутицы. Дороги все раскисли, никто не рискнет сейчас ехать даже до гарнизона, не то что до города". И сникшая Кирка вернулась домой.
На столе в свете лучин холодно поблескивали бесполезные металлические кругляши.
Тася впала в беспамятство. Ее лихорадило: от кожи шел ощутимый жар, а бледное, изнуренное лицо покрыла мелкая испарина. Временами в бреду она что-то неразборчиво говорила, плакала. Один раз только схватила Кирку за рукав и вполне ясно сказала: "Я тут боурь-траву нашла. А сберегла ли?" Но прежде чем девушка успела ответить, Тася снова провалилась в забытье.
Однако ближе к ночи сон женщины стал спокойнее.
И хоть девушка сильно устала за этот тяжелый день, она не решилась лечь спать -- вдруг мать очнется и ей что-то понадобится? Потому Кира поставила на стол глиняный подсвечник с горящей свечой, села на лавку и продолжила вслушиваться в тяжелое, но мерное дыхание матери. Игренька подбежал к хозяйке, удобно устроился на ее коленях и успокаивающе заурчал. А на его неторопливо вздымающейся и опускающейся грудке плавно сменяли друг друга рыжие и белые полоски. От этой незатейливой в выражении кошачьей преданности Кирке стало чуть легче на душе и она с благодарностью погладила любимца. Вот только раздумья все равно не давали ей покоя. Девушка злилась на мать за то, что та не сказала раньше о деньгах. Придумала себе какое-то наказание! Да если бы Кирка знала раньше, она бы сразу упросила кого-то съездить в город за лекарем, наверняка две недели назад дорога бы еще выдержали лошадь без телеги. И вообще, Тася что, решила умереть? А как же она, Кирка? Почему она должна остаться одна? Нет, нет -- матушка Тасюта должна выздороветь! А еще она обязательно должна понять, какой хороший на самом деле Василек, что он такой же веселый и добрый как была тетка Радушка. А все остальное -- пустые наговоры на бедного парня, брехня. Уж им ли самим не знать, какие злые у местных языки. "Матушка Тасюта, пожалуйста, пожалуйста, поправляйся!"
Неожиданно заскрипели доски. Кирка подняла голову. В тусклом освещении она разглядела силуэт женщины, сидящей на полатях. Спина ее была прямой, лицо обращено к девушке, хотя глаза прикрыты.
- Матушка, ты очнулась! Что-то принести? Помочь спуститься? - разволновалась Кира, поднимаясь с лавки и беря в руки подсвечник.
Но женщина ничего не ответила. Девушка протянула руку со свечей вперед. Слабые отблески огня скользнули по силуэту. Мать по-прежнему сидела с закрытыми глазами. Но теперь Кира заметила, что в противоположность натянутой будто по струнке спине руки женщины были слишком расслаблены, скорее даже безвольно свисали, вынуждено опираясь несуразно вывернутыми кистями о лежанку. Да и сама Тася сейчас больше походила на игрушку с ярмарочного представления, чем на живого человека...
И еще одно обстоятельство настораживало - было слишком тихо. Ни хрипа, ни кашля - никаких звуков, кроме собственного дыхания Киры. Девушке стало не по себе.
- Матушка? - Она безотчетно сделала шаг назад, к лавке.
Незрячая голова женщины неестественно резко дернулась и повернулась вслед за движением девушки. Кирка вздрогнула и застыла на месте. На какие-то мгновения комнату заполнила безумная пляска света и теней от растревоженного пламени свечи.
- Ты... ты что... Ты пугаешь меня, - пролепетала Кирка, но фигура на печке осталась недвижимой.